Аквариум
Шрифт:
Я молча кивнул. Сил говорить не было. Не было сил жить.
– Ну вот и хорошо, что понял, - сказал Борода, резко развернулся и пошел к своей лежанке.
– Больше объяснять не буду.
Остальные тоже молча, понуро отвернулись и начали расходиться.
– Э, мужики!
– вспомнил я, - А на хрена вы меня привязали?
Борода повернулся:
– Как это на хрена? Ты у нас в карантине. Ты же с этой тварью там чуть ли не сексом занимался, мало ли чем она тебя наградила. Может у тебя ночью клыки до пупка и хвост вырастут, и ты нас тут всех порвешь, как Тузик грелку. Помнишь, Дима с Горгульей сцепился, она его царапнула? Рассказывали тебе, кем он на следующий день стал и что делать начал? Во... А Черныш, когда в Грибы влетел?.. Ладно, что вспоминать. Посидишь пару дней, потом посмотрим, что с тобой делать.
Чуть позже ко мне подошел Леший. Присел рядом на корточки, помолчал, покряхтел и наконец заговорил:
– Ты особо не парься, Егор. Не ты один такой. Многие надеются, верят, помнят... И байку эту мы уже слышали не раз. Был тут еще до тебя паренек один, тоже никак не мог поверить, маялся, страдал. А как эту историю услышал - загорелся, духом воспрял и ушел, как герой кинофильма, с гордо поднятой головой и пушкой за плечом. Его тогда никто останавливать не стал, никто же до него не проверял - правда или нет. Поэтому и отпустили, он, кстати, недалеко тут жил... Двое даже проводить вызвались. Дошли нормально, без косяков, он в подъезд - нырк, и тишина, ни выстрелов, ни криков, вообще ничего. Потом ночь настала, парни ушли. Дня через три решились все-таки сходить посмотреть, а вдруг на самом деле прорвался. Утром пошли, сам понимаешь, чтоб говна всякого вокруг поменьше шныряло. Толпой. Как на штурм. Нашли дом, зашли в подъезд, поднялись, этаж шестой вроде был. Квартира - вот она. Дверь заперта. Стучали-стучали, потом выломали на хер. Зашли. Обычная двушка, все в пыли как везде, следы парня того до кровати, сама кровать примята, а его нет. Вот тебе загадка. Неужели правда?... А потом кто-то бошку-то поднял, а этот дурень прямо над кроватью, в потолок впаянный висит. Причем, как будто прессом каким припечатали. Лицо обглодано, потроха тоже, только ребра поломанные торчат. Как мы оттуда бежали! Жопы светились! До Сарая добрались, смотрим, а двоих не хватает. То ли по дороге, кто сцапал, то ли из дома того не вышли. Хрен его знает, никто от страха не видел ничего. С тех пор мы на подобные истории не ведемся. Смирились... И ты смирись. Легче так. А иначе, как жить? Только пулю в лоб...
Никогда еще немногословный, косноязычный Леший не выдавал такого монолога. Он, сам, видимо, пораженный накатившим на него красноречием, замолчал, глядя куда-то сквозь меня, а потом медленно поднялся и отошел.
***
Отвязали меня на следующий день. Борода отомкнул замок, пошутив что-то про конец инкубационного периода, сурово посмотрел сверху вниз и изрек:
– Все, Егорка! Отныне ты не иждивенец, а самостоятельная боевая единица, приносящая пользу обществу. Кормили тебя, поили, попку вытирали, теперь твоя очередь. Больше никаких скидок, будешь наравне со всеми пахать, а может даже больше - типа как общественные работы за проступок. Пойдешь сегодня с Лешим и Серегой за продуктами в Шестерку на Краснознаменной. В нашей пока нет ни хрена, пацаны утром вернулись, говорят пусто. Ферштейн? А не согласен - шмотки с ружьем вот здесь клади и вали куда хочешь прямо сейчас - домой, в Турцию, на хер, сам смотри, короче, горевать не будем.
– Я понял, Борода. В Шестерку, так в Шестерку.
– Не было сил даже удивляться собственному равнодушию и спокойствию перед походом на поверхность, - Когда выходим?
– Через полчаса. Иди похавай пока, там Света наварила две кастрюли из предпоследних запасов. В прошлый раз мало взяли, не подрасчитали периоды, теперь полки пустые. И помыться не забудь, воняешь на километр, а в нашем деле сам знаешь, чем меньше о тебе информации в окружающем пространстве, тем лучше. И переоденься тоже. Ей скажи, что я распорядился, она выдаст.
С трудом разминая затекшие руки и ноги, я пошел по полутемному коридору вглубь Сарая, туда, где размещался блок помещений, приспособленных под кухню-столовую, санузел и технические помещения. Долго стоял под ледяной водой, жесткой мочалкой смывая с кожи пот и грязь. Остервенело тер, чуть ли не до крови, и было ощущение, что смываю я последние, самые стойкие и глубоко въевшиеся воспоминания, чувства и мысли того человека, которым я был еще позавчера. Словно змея кожу, я сбрасывал с себя остатки своего прежнего "я", этой сложной многоплановой субстанции, которая образовывает людскую сущность. Оно просто исчезло, я как будто смотрел на себя со стороны или по телевизору. Что будет вместо нее и будет ли вообще, мне было все равно. Внутри гулким эхом гуляла пустота. Ни эмоций, ни желаний, ни мыслей...
Замерзший, кое-как прикрывшись старой одеждой, надевать ее не было сил, я прошлепал на кухню, откуда доносился запах еды, и крикнул за перегородку, как в лучших домах, разделявшую обеденную и кухонную зону:
– Свет, там Борода сказал мне шмотки новые выдать и это... Пожрать, короче еще... Пожалуйста.
– О! Отпустили блудного сына!
– раздался веселый гогот сзади, и почему-то со стороны котельной показалась девушка или женщина, я всегда терялся в определениях, лет тридцати. Лицо светилось идиотской улыбкой, видно было, что ей не терпится поиздеваться над дурачком. Она подошла ближе, вгляделась в меня, и веселье в глазах Светы уступило место натуральному сочувствию и жалости. Такая резкая смена настроения, наверное, свойственна только женщинам, все-таки материнский инстинкт и все такое...
– Ты бы сначала за одеждой зашел, а потом в душ. Смотри - вон синий весь. Пойдем скорее подберем тебе по размеру, - засуетилась она.
– Сейчас простынешь, опять валяться будешь, Борода тогда тебя точно выгонит. Он пока ты там бредил, все зубами скрипел и матерился, всю плешь проел.
Света была симпатичной, русоволосой, немного полноватой, но фигуристой, веселой и простой, как три рубля. Конечно жизнь здесь наложила свою поганую печать и на нее - темные круги под глазами, неестественная бледность, а главное, затаенная в самой глубине карих глаз, но от этого не менее безбрежная, чем у остальных, тоска, но природный оптимизм и воля к жизни все-таки брали вверх, поэтому никто из нас не мог представить Сарая без Светы и ее звонкого голоса. Тем более, что женский пол здесь был в дефиците, а в нашем случае, вообще, представлен только в штучном экземпляре. Функции на нее были возложены важные: главный повар, главная прачка, завхоз и любовница командира, то есть Бороды. Не уверен насчет последнего пункта, но остальную работу свою она выполняла добросовестно и с радостью. Готовила вкусно, стирала чисто и без возмущений и всегда знала, где, сколько и чего лежит. Ну а отношения с Бородой - на мой взгляд ей просто некуда было деваться. Борода есть Борода. Лидер, вождь, стержень группы - кто чем-то недоволен - дверь вон там...
Так что женщину, нет все-таки девушку, Светлану, любили у нас все. Причем любили, скорее как сестру, безо всяких там пошлостей. Нет, иногда, конечно я ловил в глазах Лешего или еще кого-нибудь знакомую самому искорку, когда Свету по-хозяйски обнимал Борода или просто она проходила мимо, но очень-очень редко. И далее этой искорки ни на словах, ни, тем более - на деле, никогда не доходило. Чисто платоническая любовь, да... И дело даже не в Бороде, просто здесь как-то совсем было не до этого. Вот, вообще не до этого... Странно, говорят в экстремальных ситуациях, наоборот, вверх берут инстинкты, а это и есть один из самых первых наших инстинктов, но... Видимо, в экстремальной ситуации у нас только Борода, а остальные так - в санатории. Я вот, например, вообще забыл, когда у меня последний раз была эрекция. Нет, была конечно, в этом плане вроде все работает, просто, видимо, организм не хочет зря тратить калории и гормоны, сам решая чему стоять, а чему нет...
Света привела меня в одну из подсобок, где были аккуратно разложены кипы одежды, ткнула в пару стопок.
– Вот это, наверное, твой размер, - И деликатно отвернулась. Помолчала. Вздохнула. Потом опять, видимо баба в душе взяла свое, и она тихо заговорила.
– Егорушка, не береди ты себе душу, а? И так вон смотреть страшно - глаза пустые. Совсем сгоришь ведь. Мы же люди - твари, ко всему приспособимся, как тараканы. И здесь выживем. Я как на это смотрю: если есть это место, где все так плохо, значит есть и другое - где наоборот все из шоколада. Может - это проверка на стойкость, на силу душевную, и те, кто ее пройдет, потом в шоколаде и окажутся.