Аквитанская львица
Шрифт:
Ее прикосновение было горячим, обжигающим.
Они вошли во вторую комнату, где тоже был растоплен камин, но поменьше. Людовик сам не успел заметить, как оказался лицом к лицу со своей юной и такой желанной супругой.
— У вас когда-нибудь это было раньше? — спросила она. — Я о любви…
— Нет, — честно признался он.
В ее взгляде читалось недоверие:
— Но мне говорили, что юношей-принцев перед браком учат опытные женщины двора…
— Я готовил себя к другой жизни, — опустив глаза, пробормотал он, — все случилось так скоро…
— Но теперь все изменилось, правда?
—
Алиенора обняла его и поцеловала в губы. Ее дыхание было горячим и сладким. Никогда он не испытывал ничего подобного. Жар и пламя уже охватывали его тело. Девушка положила руки юноши на свои плечи — это был призыв. И Людовик, сам не ожидая от себя, потянул вниз парчу с ее плеч. Круглые и чистые, они золотились в неярком свете огня. Она помогла ему, и платье упало к ее ногам. Людовик боялся взглянуть на нее — всю…
— Посмотрите же на меня…
Это было сложно, но он преодолел волнение. Грудь, живот, бедра — все светилось золотым сиянием. И столько тепла тянулось к нему от нее…
Они уснули глубоким сном только на рассвете — уснули мужчиной и женщиной. И проснулись к полудню счастливыми молодыми людьми.
Королем и королевой.
Именно такими за пиршественным столом их и встретили придворные на следующий день. Именно таким увидел соперника Жоффруа де Ранкон. И каждый вельможа заметил, как изменился скромный юнец, которого они увидели накануне. Как гордо он держал голову, каким взглядом одаривал свою жену. И как она смотрела на него. Не было больше в ее глазах обычного легкого кокетства. Она смотрела соблазнительно по-женски, истинной хозяйкой, госпожой. Теперь им, их слугам, пришлось опустить глаза.
Вот когда Людовик, смело оглядев присутствующих за столом, лихо выпил до дна свой кубок.
— Теперь этот мир принадлежит нам, — негромко, но с достоинством сказал он, с чувством сжав пальцы юной женщины, — вам, прекрасная Алиенора, и мне.
Через три дня они выехали из Бордо, по дороге короновались в Пуатье — любимом городе герцогов Аквитании и уже полноправными государями устремились к Иль-де-Франсу…
Приказав не следовать за ними по пятам, молодожены верхом на лошадях вырывались вперед своего грозного войска. Армия вассалов с улыбками следила за милующейся парочкой. Надо же, как распорядилась судьба, думали они, случай оказался воистину счастливым!
А молодые супруги все дальше уносились по зеленым полям в сторону Луары. Людовик оделся в аквитанские тона, яркие и светлые, чтобы не отставать от Алиеноры. Она, ловкая наездница, в пышном алом платье и пунцовом берете со страусовыми перьями, сидевшая бочком в седле, была самой грацией!
— Я люблю песни трубадуров, как мой дед и отец, а что занимает вас, мой милый Людовик? — на скаку спрашивала она мужа.
— Вы, Алиенора! — смело отвечал он.
— А если серьезно? — разрумянившаяся, вновь интересовалась юная королева.
— Серьезнее не бывает!
Они сбавляли темп, и лошади их, черная и белая, шли ноздря в ноздрю. Людовик и Алиенора познали друг друга как мужчина и женщина, но сколько им теперь нужно было обсудить, отыскать общего, чтобы стать воистину близкими людьми!
— Я немало
— Но вы же и меня научите всему, чему научились сами, не так ли, мой благородный Людовик?
— Конечно! — с радостью отвечал он.
«Господи, — думал юноша, глядя на свою наездницу, пытаясь поймать взгляд ее сияющих синих глаз, — добрый Сугерий был прав, тысячу раз прав! У нас теперь вся жизнь, чтобы говорить друг с другом! Вся жизнь…»
Супруги то разъезжались, пересекая пестрые от цветов луга, то вновь сближались.
— О чем вы думаете, Людовик? — улыбаясь, громко спрашивала она.
— О вас, сердце мое!
Что тут скажешь, эти двое просто не могли надышаться обществом друг друга. Несколько дней, и тем паче ночей, перевернув всю жизнь молодых людей, отныне с избытком переполняли их.
— Я люблю вас, Алиенора, и я счастлив!
И белоснежная лошадь уносила ее вперед, а он, вторя супруге, пришпоривал гнедого коня и во весь опор пускал его следом.
Выглядывая из окошка повозки, Сугерий вздыхал и улыбался, наблюдая за этой картиной. Лишь иногда забота и ведомые только ему думы тенью проходили по лицу настоятеля аббата Сен-Дени. Королевство, о котором он так заботился, оказалось в руках детей!
Одно радовало — влюбленных в жизнь…
В конце августа супруги въехали в Париж. Земля Франции с нетерпением дожидалась ту, которой много будет дозволено судьбой! Людовик и Алиенора остановили двух своих коней, вороного и белоснежного, у ступеней дворца на острове Сите. Юный король спешился первым. Ординарцы поднесли ствол оливы к коню ее величества. То был древний ритуал Капетингов, да и дереву был не один десяток лет! Протянув руки, Людовик осторожно поймал свою жену за талию — и ее сапожки коснулись древа священной оливы [4] .
4
По преданию, этой оливы касалась и нога прабабушки Людовика Седьмого — княгини Анны Ярославны, дочери киевского князя Ярослава Мудрого.
Глава третья
Игры юности
Осенней ночью 1143 года, в Шампани, войско короля смотрело с высот Фурш на мирно спавший городок Витри. Луна и звезды скрылись в облаках. Всадники и пешие, стоявшие плотной стеной, были готовы к бою. Гулко аукнув, шумно хлопая крыльями, над войском пролетела ночная птица и скрылась в лесу. Отделившись от рядов всадников, вперед выехал рыцарь — кольчуга укрывала его голову и плечи, сам он был закутан в плащ. Рыцарь вытащил меч, звонко полоснувший изнутри ножны, и указал на город: