Алая дама закончила партию
Шрифт:
У неё не было особого выбора. К тому же, графиня прекрасно знала личность нарушителя. И тем сложнее идти к нему, сохраняя видимость спокойствия.
На секунду Монтроуз останавливается перед зеркалом, оценив свою встревоженную внешность. Простое серое платье и шаль на плечах… Идти в таком виде к бывшему любовнику – моветон, но ей не оставили времени на переодевания.
Шрам… Шрам виден и сей факт особенно сильно задевает чувства Инарии.
Иногда она хочет стереть его силой.
Да, забвение… Путь слабых.
Она выходит на улицу и, чуть помедлив, направляется к склепу. Тусклое, но ухоженное место… Адам хорошо присматривал за покоем её родителей.
Но сегодня спокойствие нарушено.
Одобрили бы родные Диоклетиана Криоса в качестве возлюбленного дочери?
«Нет» - грустно улыбнулась девушка, - «им, должно быть, невыносимо горько взирать на меня с небес».
Она закуталась в шаль поплотнее, прежде чем зайти в склеп, тускло освещенный керосиновой лампой.
Диоклетиан действительно находился там. Он склонил голову перед каменными надгробиями, будто молился. Однако, Инария знала, что Криос никогда не был особо религиозным, или же сентиментальным…
— Зачем ты здесь? – её голос прозвучал особенно холодно, будто обвиняя.
— Мне захотелось отдать дань уважения твоим предкам, - спокойно ответил эрцгерцог.
Он не поворачивался в её сторону.
— Ночью, нарушив границы чужой территории? – саркастично усмехнулась Монтроуз. – Ты нетерпелив, Диоклетиан.
— Диос, - неожиданно, резко поправил её мужчина.
— Что…?
— Помнится, ты хотела называть меня именно так. Я прочёл в письме.
Эти слова на миг поразили Инарию, но она быстро пришла в себя:
— Всё в прошлом. Я бы не посмела быть столь неуважительной к эрцгерцогу.
Выстроить стену меж ними, это правильно. Правильно…?
— Вот как? – на сей раз он обернулся и слегка усмехнулся. – Тогда, тот поцелуй на охоте… Проявление уважения?
Провокация звучала в его голосе и читалась в синем взгляде. Но Ину не смутить так просто.
— Минутное помутнение рассудка, - фыркнула она, а потом добавила. – Уходи. Уйди… Прямо сейчас. Не стоит всё усложнять.
Их история и без того была слишком запутанной.
— А если я не хочу уходить? – серьёзно спросил Диоклетиан. – Что, если я попрошу тебя вернуться?
Её пальцы впиваются в тонкую шаль, а взгляд становится острым.
— Невозможно, - шепчет Инария одними губами.
Потому что всё предрешено. Ничего не изменится. И её судьба… Она не готова принести себя в жертву его счастью.
Тогда почему так сложно смотреть в глаза Диоса?
Но он будто ожидал подобного ответа и вновь перевёл взгляд на каменные плиты.
— Я мало говорил с тобой о прошлом… Точнее, вообще не говорил, верно? О том, почему родовой замок Криос пришёл в запустение. Но, думаю, Люций поделился с тобою… Частью истории.
Инария промолчала. В первые годы она игнорировала жуткие слухи и честно занималась восстановлением замка. Но, со временем, любопытство захватило её и тогда девушка попыталась разговорить дворецкого.
Люций не любил рассказывать о прошлом. Те крохи, которые вызнала Инария… Вполне умещались в давнейшие слова Марты:
«— При рождении Диоклетиан Криос унёс жизнь своей матери. А когда ему исполнилось семь лет… Его отец привёл с Охотничьего праздника женщину. Эта любовница… По слухам, разрушила род Криос. Старший брат лорда Криоса влюбился в ту женщину. Начались распри и склоки… Что произошло потом – никто не знает, но всё помнят ужасающий пожар, в котором выжил только Диоклетиан Криос»
— Мало кто об этом знает, но сегодня – годовщина того пожара, - усмехнулся мужчина, - и это… Делает меня до жути разговорчивым.
Глава 16
Всё это было… До жути неправильным.
Раньше она мечтала о том, чтобы Диоклетиан был рядом. Чтобы разговаривал с ней, постепенно открывая самое сокровенное.
И теперь, когда Инария сдалась, эрцгерцог делает решительные шаги навстречу.
То, что способно убить её уверенность в верном выборе.
В склепе было прохладно и шрам немного ныл, напоминая о себе. Монтроуз необходимо развернуться и уйти, но она стоит и смотрит на него… Выжидающе.
Словно готова дослушать до конца. В этом и кроется беда графини. Она любит его, до сих пор любит столь сильно, что просто неспособна оттолкнуть.
Возможно, причина кроется и в сверкающей синеве его глаз, где таятся болезненные воспоминания, похожие на монстров под толщей вод.
— В конце концов… Думаю, мне стоит знать: отчего я не получила от тебя и капли тепла за эти годы? – тихо спросила Инария, прерывая тягостное молчание.
Раньше ей бы не хватило смелости потревожить душевные раны Диоклетиана. Но сейчас… Ина всё ещё на распутье.
Попросить у него искренности – меньшее, что она может.
— Мне бы хотелось оправдаться перед тобой болезненным прошлым, - усмехнулся Криос, - но оно, на самом деле, ничего не оправдывает. Хотя и оставило… Некоторые травмы, которые не смогло стереть время.
Диос всегда был патологически устремлен в будущее, словно опасался оборачиваться, преследуемый чем-то. Инария знала об этом и старалась не тревожить возлюбленного понапрасну.