Алая Вуаль
Шрифт:
Пиппа продолжил расчесывать мои волосы.
— Какой магией?
Я сморщила нос, наклонив голову.
— Что такое похоть?
Эванжелина сделала вид, что не слышит меня.
— Худший вид магии, дорогие. Абсолютно худший вид. — Ветер зашумел в окнах, ожидая продолжения истории, и Эванжелина сделала эффектную паузу, но в тот же момент Берди с воем перевернулась на спину, испортив весь эффект. Эванжелина бросила на гончую раздраженный взгляд. — Такие, которые требуют крови. Требуют смерти.
Мы с Пиппой обменялись тайными взглядами.
— Dames Rouges, —
Наш отец как-то рассказывал о них, самых странных и редких из оккультистов, которые наводнили Бельтерру. Он думал, что мы не слышали его разговора со смешным человеком в его кабинете, но мы услышали.
— Что ты шепчешь? — резко спросила Эванжелина, тыча иголками в нашу сторону. — Секреты — это очень грубо, знаешь ли.
Пиппа подняла подбородок. Она забыла, что дамы тоже не хмурятся.
— Ничего, Эванжелина.
— Да, — мгновенно отозвалась я. — Ничего, Эванжелина.
Ее взгляд сузился.
— Счастливчики, не так ли? Ну, я должна сказать вам, что Les Eternels любят таких везучих девочек, как вы. Они считают вас самыми милыми.
От ее слов у меня в груди заклокотало, а по шее побежали мурашки от прикосновения сестринской кисти. Я опустилась на край кресла, широко раскрыв глаза.
— Правда?
— Конечно, нет. — Пиппа уронила кисть на шкаф с большей силой, чем нужно. С самым строгим выражением лица она повернула мой подбородок к себе. — Не слушай ее, Селия. Она лжет—
— Конечно, нет, — решительно заявила Эванжелина. — Я скажу вам то же самое, что говорила мне моя мать: les Eternels бродят по улицам при свете луны, охотясь на слабых и соблазняя безнравственных. Вот почему мы всегда спим в сумерках, дорогие, и всегда читаем молитвы. — Когда она продолжила, ее лирический голос возвысился в такт, такой же знакомый, как детский стишок, который она напевала каждый вечер. Ее иголки щелк щелк щелкали в тишине комнаты, и даже ветер затих, чтобы послушать. — Всегда носите серебряный крест и всегда ходите парами. На шее — святая вода, под ногами — освященная земля. Если сомневаешься, зажги спичку и сожги их своим жаром.
Я села чуть прямее. Мои руки дрожали.
— Я всегда читаю молитвы, Эванжелина, но за ужином я выпила все молоко Филиппы, пока она не смотрела. Думаешь, от этого я стала слаще, чем она? А плохие люди захотят меня съесть?
— Глупости. — Насмехаясь, Пиппа провела пальцами по моим волосам, чтобы заново их уложить. Хотя она была явно раздражена, ее прикосновения оставались нежными. Она завязала вороненые пряди красивым розовым бантом и перекинула его через плечо. — Как будто я могу позволить, чтобы с тобой что-то случилось, Селия.
При этих словах в моей груди разлилось тепло и искрящаяся уверенность. Потому что Филиппа никогда не лгала. Она никогда не таскала угощения, не разыгрывала и не говорила того, что не имела в виду. Она никогда не крала мое молоко.
Она никогда не позволит, чтобы со мной что-то случилось.
Ветер еще секунду повисел на улице, поскреб стекла, нетерпеливо ожидая продолжения истории, но так и не успокоился. Солнце полностью скрылось за горизонтом, и над головой взошла осенняя луна. Она залила детскую тонким серебристым светом. Свечи из пчелиного воска, казалось, затрепетали, удлиняя тени между нами, и я сжала руку сестры во внезапно
— Прости, что я украла твое молоко, — прошептала я.
Она сжала мои пальцы.
— Я все равно никогда не любила молоко.
Эванжелина долго смотрела на нас, выражение ее лица было непостижимым, когда она поднялась, чтобы вернуть иголки и шерсть в корзину. Она погладила Берди по голове, а затем задула лампу на камине.
— Вы хорошие сестры, обе. Преданные и добрые. — Пройдя через детскую, она поцеловала нас в лоб, прежде чем помочь нам лечь в постель и поднести последнюю свечу к нашим глазам. В ее глазах светились непонятные мне эмоции. — Обещайте мне, что будете держаться друг за друга.
Когда мы кивнули, она задула свечу и собралась уходить.
Пиппа обхватила меня за плечи, притянув к себе, и я прижался к ее подушке. Она пахла ею, как летний мед. Как лекции, нежные руки, хмурые лица и белоснежные шарфы.
— Я никогда не позволю ведьмам заполучить тебя, — яростно произнесла она, гладя меня по волосам. — Никогда.
— И я никогда не позволю им заполучить тебя.
Эванжелина остановилась у двери в детскую и, нахмурившись, оглянулась на нас. Она с любопытством наклонила голову, когда луна скрылась за тучами, погрузив нас в полную темноту. Когда ветка зацепилась за наше окно, я напряглась, но Филиппа крепко обхватила меня другой рукой.
Она не знала.
Я тоже не знала.
— Глупые девчонки, — прошептала Эванжелина. — Кто говорил о ведьмах?
А потом она ушла.
Глава 1
Пустые Клетки
Я поймаю это отвратительное маленькое существо, если оно меня убьет.
Смахнув со лба выбившуюся прядь волос, я снова приседаю и настраиваю механизм ловушки. Вчера ушло несколько часов на то, чтобы срубить иву, обрезать ветки, покрасить дерево и собрать клетки. Чтобы собрать вино. Еще больше часов ушло на то, чтобы прочитать все тома в Башне Шассеров о лютинах. Гоблины предпочитают ивовый сок другим сортам — что-то в его сладком аромате, и, несмотря на свой грубый вид, они ценят в жизни все самое лучшее.
Отсюда и расписные клетки, и бутылки с вином.
Когда сегодня утром я прицепила телегу к своей лошади, нагрузив ее тем и другим, Жан-Люк посмотрел на меня так, будто я сошла с ума.
Возможно, я и в самом деле сошла с ума.
Я, конечно, представляла себе жизнь охотника и охотницы как нечто более значительное, чем приседание в грязной канаве, пот в плохо сидящей униформе и выманивание алкоголем с поля зазевавшегося хобгоблина.
К сожалению, я ошибся с размерами, и бутылки с вином не поместились в нарисованные клетки, и мне пришлось разбирать каждую из них на ферме. Смех Шассеров до сих пор звучит в моих ушах. Им было все равно, что я старательно училась пользоваться молотком и гвоздями для этого проекта и что в процессе я покалечила себе большой палец. Их не волновало и то, что золотую краску я купил на собственные монеты. Нет, они видели только мою ошибку. Моя блестящая работа превратилась в хворост у наших ног. И хотя Жан-Люк поспешно попытался помочь нам собрать клетки как можно лучше, не обращая внимания на остроумные комментарии наших братьев, вскоре прибыл разгневанный фермер Марк. Как капитан Шассеров, Жан должен был его утешить.