Альбедо
Шрифт:
— Что ж, подытожим, — наконец произнес он, и Марго в надежде подалась навстречу. — Значит, эти бумаги пришли от вашего адвоката. А эти вы нашли в архивах мужа?
— Все так, Отто, — подтвердила Марго, умолчав, откуда у нее оказались счета и долговые расписки барона. За их изучением она провела не один долгий осенний вечер, а потому, увидев подпись отца, сразу вспомнила, где видела ее раньше.
— Не буду ходить вокруг да около, — продолжил Вебер. — По результатам графологической экспертизы установлено, что почерк и подпись сделаны одним человеком.
— Одним! —
Она не помнила толком ни голоса, ни лица, лишь разрозненные обрывки разговоров. Порой, просыпаясь в приютской кровати, Марго силилась вспомнить отцовскую улыбку, взгляд, касание — все, что могло бы напомнить о былом счастье. Но прошлое осыпалось золой, и что осталось Марго? Стилет с изображением бражника и размашистая подпись в документах.
— Может, воды?
Голос инспектора — участливый и далекий, — едва пробился через обложивший голову шум. Марго мотнула головой и тяжело опустилась на стул.
— Нет-нет, — сказала быстро, выныривая из замешательства, как со дна пруда. — Нет, Отто, продолжайте.
И сжала дрожащими пальцами платок. Подпись отца — летящая и крупная, — стояла перед глазами как даггеротипический отпечаток.
— Этой бумаге, — Вебер ткнул пальцем в земельные документы, — тринадцать лет, и она напечатана на славийском. А долговой расписке вашего мужа — двадцать пять, и здесь стоит авьенский герб. Вы понимаете, Маргарита, что это значит?
— Пожалуй, — она еще пыталась выровнять дыхание. — Документы на землю оформлены уже при рождении Родиона, а долговая расписка написана еще до меня.
— Верно, — подтвердил Вебер. — Более того, она написана на авьенском и в Авьене.
Он умолк, ожидая ответа и слегка приподняв брови. Серые глаза — внимательные, строгие, — буравили лицо. Марго трепетала под этим взглядом — не зная, что сказать, куда девать руки. Внутренний голос — голос барона фон Штейгера, — молчал, и от этого Марго ощущала себя особенно скверно: точно корабль без компаса. Поди знай, куда плыть.
— Возможно, ваш отец и муж были знакомы? — предположил Вебер.
Марго вздрогнула и сильнее сжала платок.
— Не знаю, — громким шепотом ответила она. — Нет, нет…
От одной этой мысли бросало в дрожь. Кем мог быть ее отец? Секретарем барона? Управляющим?
В памяти раздувшимся трупом всплыло лицо фон Штейгера: такое же одутловатое, отливающее в желтизну. Взглядом он придирчиво ощупывал юную Марго, будто сдирая с нее приютское платье, а потом приобрел себе маленькую живую игрушку.
Она облизала губы и все-таки взяла стакан: край выбивал на зубах дробь, вода беспрерывно текла в горло, но не могла насытить.
— Я мог бы это выяснить, — мягко продолжил Вебер, забирая у Марго стакан и, будто невзначай, погладил ее дрожащие пальцы. — Как и то, был ли ваш отец авьенским подданным.
— Он был славийцем, — быстро сказала Марго, прижимая платок к груди и будто отгораживаясь им от всего, что пытался втолковать Вебер. — Я мало что о нем знаю, но запомнилось, как он изучал
— Однако же, он был в Авьене, — заметил инспектор, вновь наполняя стакан из запотевшего графина. — Возможно, жил здесь еще до вашего рождения, Маргарита. Если вы позволите, я попробую найти как можно больше информации о нем.
— Думаете, я не пробовала? — сказала она, жалко улыбаясь. — Как только обнаружила сходство подписей, то сразу поехала в городскую библиотеку. Поверите ли, Отто! Мне пришлось соврать о том, что это последняя воля умирающего мужа и даже подделать его расписку, без нее женщину не допускали до архива. Мол, на смертном одре он пожелал найти давно потерянного кузена. Я просмотрела династические ветви многих известных фамилий империи, но фамилию Зоревых так и не нашла, — вздохнула и снова отпила глоток. В голове кружились пустынные ветра, путали мысли, бросали в жар и пот.
Инспектор вышел из-за стола, встал рядом, положив ладонь на ее плечо. Касание было легким, успокаивающим.
— Поверьте, найти представителя родовитой фамилии будет не сложнее, чем любовницу какого-нибудь фабриканта.
— Я не знаю, насколько родовит был отец, — растерянно произнесла Марго.
— В семье никогда не говорили об этом, а в приюте…
Она не стала продолжать, зажмурившись и отсекая воспоминания, где был холод, и недоедание, и изнуряющая работа.
— Подать прошение великому князю славийскому мог только родовитый аристократ, — сказал Вебер, и поглаживания стали ощутимее, настойчивее.
— Маргарита, вы так давно не были у меня, что я забыл сообщить: скоро меня повысят в должности. Шеф тайной полиции фон Штреймайр высоко оценил мое расследование в деле о покушении на кайзера. Вы помните?
Марго не ответила — кивнула. Забыть такое невозможно: пестрая толпа, запрудившая улицы, флаги над Петерсплатцем и неудачливый убийца — объятый пламенем после прикосновения Спасителя. Она неосознанно коснулась груди: под корсетной броней таилось железное кольцо Генриха и сохраняло тепло его ладоней.
— Я буду благодарна… так благодарна, Отто! Со дня, как получила письмо адвоката, я почти не сплю и все думаю, думаю… Ведь это может быть наш шанс, правда? Мой и Родиона! Шанс на новую жизнь! Разве я не заслужила его?
Марго подняла лицо и поймала взгляд инспектора — непривычно взволнованный, блестящий, как в лихорадке.
— Вы заслужили многое, Маргарита, — когда он заговорил, то голос ломался от сдерживаемого волнения, пальцы заключили ее руку в стальные тиски. — После всего, что пережили в замужестве… и что случилось с вашим братом. Я поражен вашей стойкостью. Вы — самая поразительная женщина, которую я когда-либо встречал! — и, торопясь, добавил: — Не спорьте! Вы — сильная и независимая, и этим опасны для… — он запнулся, подбирая слова, уклончиво закончил: — очень многих.