Альбом
Шрифт:
Ник чувствовал, что новый приступ близок. Они не имели точной периодичности. Могли повторяться через пять минут, а могли и через сорок. Но он уже научился заранее ощущать их приближение. По поднимающемуся откуда-то из глубин сознания страху. Липкому, душному, густо замешенному на стыде и отчаянии…
Она не могла не понимать, что у неё нет шансов. Что Кунц убьет её, если решит, что так лучше для решения его задачи. И, тем не менее, без колебаний бросилась на него. Не могла она и не видеть, в каком положении Ник. Что её смерть продлит его жизнь лишь на несколько секунд. Что сделать он, почти наверняка, ничего не успеет. Не может сделать ничего серьёзного человек, придавленный тяжеленой железякой к земле. Но даже ради мизерного шанса, ради этих нескольких секунд жизни партнера, она без раздумий была готова отдать собственную. И не потому, что потеряла рассудок, не потому, что боялась увидеть смерть друга прежде своей. Просто заранее решила, что в подобной ситуации поступит именно так… А он?…
А он сейчас увидит, как бы всё это произошло…
Ник ощутил огромную непримиримость к накатывающему видению. Он уже почти не видел дороги. Челюсти сжимались так, что, казалось, зубы вот-вот начнут крошиться. Иллюзии были уже совсем рядом. Они накатывали со всех сторон, поднимаясь черной, густой, удушливой волной. На каком-то автопилоте он вывел машину на обочину и затормозил. Он слышал голос Сильвии сквозь эту волну:
— Ник, что?! Что случилось?! Ноги? Эй! Скажи что-нибудь!
Но он был какой-то нереально далекий. Ник хотел расставить руки, чтобы не пустить эту волну к себе, но рук было всего две. А волна накатывалась отовсюду: и слева, и справа, и спереди, и сзади, и сверху, и снизу… И тут он понял, что настоящие его руки лежат на руле, что он даже ещё чувствует их как-то. А в мире подсознательных призраков у него может быть сколько угодно рук. Хоть сплошная стена. И он сделал эту стену. И понял, что она — его воля. Волна уперлась в неё и остановилась. Он удвоил напряжение, так, что скулы свело, и волна отступила. Рыча, мыча, воя от натуги, он отталкивал её всё дальше и дальше, приказывая никогда не возвращаться…
Ник понял, что выныривает в действительность, когда стало нечем дышать. Нос почему-то отказывался это делать, а челюсти наотрез не хотели разжиматься. Сильвия трясла его за плечо, крича в ухо что-то тревожно-испуганное. Он растопырил губы, втянув воздух между зубов. Стало чуть легче. Ещё раз. Наконец, рот, с резкой болью в скулах, раскрылся. Он глотал воздух, словно голодное животное долгожданную пищу. Через несколько глотков прошли лицевые судороги, стало возвращаться зрение. Сильвия уже молчала и лишь крепко сжимала пальцами его плечо. Ник уткнулся лбом в руль. Пот выступал на лице крупными каплями и струйками стекал на подбородок. Бешено колотилось сердце.
— Так что, всё-таки, произошло? — поинтересовалась Сильвия после минуты терпеливого молчания.
— Помнишь, — спросил он вместо ответа, — на мой дом упала пальма, и я неделю жил у тебя?
— Как же такое забыть?! Кончилось всё тем, что уже мне пришлось переселиться к тебе на неделю, пока моё жилище ремонтировали.
— Мы смотрели тогда старый британский сериал. Детектив. Ты ещё считала, что герои похожи на нас…
— «Демпси и Мейкпис»? Тебе же не понравилось…
— Дело в том, что я чувствую себя, как один из главных персонажей.
— Джон?
— Нет, девушка.
— Харриет?
— Да.
— Надеюсь, не из той серии, где она, по пьяни, пыталась соблазнить Джона в платье подруги?
— Нет. Последний эпизод. Когда ей всё время мерещилось, что это напарника убили в перестрелке, а не бандита…
— Ник! — она всё поняла.
— На ноже Кунца должна была быть ты.
— Но Готлиб…
— Он спас нас, верно. Но его появление было случайным. Вы ведь не договорились с ним заранее, что всё будет именно так?
— Нет, конечно! Когда я поняла, что твои дела плохи, я дала ему твой запасной пистолет из тайника под сидением и велела ждать… Я и не предполагала, что в нём столько мужества и самоотверженности.
— Если бы он опоздал на секунду, мы давно уже были бы мертвы. Это случайность. Счастливая для нас, трагическая для него… На ноже Кунца должна была быть ты, — упрямо повторил он.
— И что? Что мне оставалось?
— Уйти! Ты вообще не должна была туда приходить.
— Ну, да. И дать тебе погибнуть. Как бы я потом жила с этим?
— А как бы я жил, увидев твою смерть? — он умолчал о том, что жить ему в этом случае осталось бы несколько секунд.
— Ты же мужик, Ник!
— Не понял…
— Что легче: быстро погибнуть, спасая друга, или остаться жить, обрекая себя на беспрерывные муки совести до конца дней?
— Ну… первое, конечно…
— Вот и оставь лёгкое нам, женщинам.
Да уж, логика… И ведь возразить нечего! Он смотрел сквозь руль себе под ноги, так и не решаясь поднять на неё глаза.
— На этом острове живут тысячи людей. Может, даже десятки тысяч. С туристами-то уж точно. И если не с каждым двадцатым, то с каждым тридцатым я знаком… А настоящих друзей у меня… Йен Стюарт, месяцами не вылезающий со своих гастролей, Паук Гарвен, что боится оставить бар без присмотра даже на сутки, и некая Сильвия Жирар, которая постоянно вертится под ногами во время моих расследований, и с которой, последние года три, я провожу большую часть своей жизни… Я бы очень не хотел вот так тебя потерять.
— Что значит «так»?!
— Ну, ты ведь можешь просто уйти. Найти другую работу, выйти замуж за бизнесмена из Нью-Гемпшира и уехать жить в Манчестер.
— Да, это я могу, — виновато вздохнув, молвила напарница.
— Я, конечно, заскучаю, но буду жить спокойно, зная, что ты где-то есть. Живая, здоровая, и, наверное, счастливая… А если ты погибнешь, я не знаю, как смогу дальше… жить.
— Ник! — она положила левую, забинтованную кисть на его правую руку на руле, и крепко сжала пальцы. — Спасибо…
Он всё-таки повернулся и посмотрел на неё. Здоровый глаз блестел в слабом свете ближайшего фонаря. Сильвия Жерар очень сдержана на проявление теплых чувств. Вот, если она чем-то недовольна, тогда — всем в укрытие. А в обратной ситуации… Это не Дженис Шеппард, которая бросается на шею с поцелуями, в ответ на любой комплемент. Так что, он понимал, как много значит это пожатие.
— За что?
— За то, как ты ко мне относишься. Ты мне тоже очень… дорог.
Только сейчас Ник понял, как сильно устал. Видимо, это было заметно и со стороны.
— Давай, я поведу. Тебе нужно передохнуть. Хочешь, у меня заночуй. Я тебе в гостиной постелю, как тогда.
— Нет, спасибо. Линда, конечно, уже ушла, опять меня не дождавшись. И теперь, видимо, навсегда… Но у меня есть ещё дела дома, которые надо сделать к завтрашнему дню. Сейчас поедем, — он ещё раз посмотрел на женщину. — Но ты всё-таки береги себя, пожалуйста.
— Не бэ! — Она соединила колечком указательный и большой палец забинтованной руки и подмигнула не заплывшим глазом.