Алеф (CИ)
Шрифт:
– Мы это сделали. На первое время мне хватит, о чём поразмыслить.
Зоя улыбается и бросает взгляд на часы.
– К сожалению, мне пора. Надеюсь, хоть немного помогла вам.
– Разумеется. Если что, я могу к вам снова обратиться?
– Сколько угодно.
Я подзываю официантку и прошу счёт. Оплачиваю наличными - кредитки не для тех, кто скрывает свою личность.
Мы выходим на улицу. Накрапывает дождь, но он не вызывает у меня неприязни - напротив, я с удовольствием подставляю лицо мелким
Зоя открывает дверцу своего «Мицубиси».
– Спасибо за пиво, - говорит она, забрасывая на сиденье сумочку.
– И вам, - отвечаю я.
– За информацию. Не за пиво.
– До свидания, - Зоя мешкает всего пару секунд, но этого достаточно, чтобы понять: я ей понравился.
– Как мне с вами связаться?
– быстро спрашиваю я.
– М-м-м… через полковника, наверное.
– Это неудобно.
Зоя ловит мой выразительный взгляд и неуверенно кивает.
– Тогда запишите номер.
После того как я вношу в свой терминал продиктованный телефон, Зоя садится в машину и захлопывает дверцу. Она не смотрит на меня. Мне на ум приходит одна мысль. Я делаю шаг вперёд и стучу костяшками по стеклу. Зоя тут же опускает его.
– Да?
– Скажите, а вам хотелось стать кем-нибудь другим?
Зоя смотрит на меня долгим внимательным взглядом. Кажется, для неё ответ на этот вопрос имеет особое значение.
– Конечно, - отвечает она, наконец, и я слышу в её голосе скрытую горечь.
Чувствуя смущение, отступаю от машины.
– Всего хорошего, - говорит Зоя, включая зажигание.
Проследив за тем, как её автомобиль отъезжает и вливается в поток транспорта, я сажусь в «Додж». Дождь усиливается, и приходится включить дворники. Несколько минут я сижу в машине, потом завожу мотор.
Глава 5
– Вы любите охоту?
– спрашивает Шпигель.
На нём лёгкий горчичный костюм, васильковая рубашка, вязаный галстук и кожаные туфли без каблука.
Мы завтракаем на веранде, залитой утренним солнцем. Небо на юге при этом тёмное, так что к вечеру, вероятно, разразится гроза.
– Не знаю, не пробовал, - отвечаю я, отправляя в рот очередной кусок жареной индейки.
– Мы с друзьями собираемся загнать в субботу волка. Не желаете присоединиться?
– С удовольствием, но вам придётся со мной нянчиться - я не умею даже зарядить ружьё.
– Это сущие пустяки, вот увидите, - Шпигель поворачивается к дочери.
– Марна, передай герру Кармину хлеб, ты же видишь, ему не дотянуться.
Очаровательная девушка с улыбкой подаёт мне корзину с хлебом. У неё тонкие руки с длинными ровными пальцами, высокие скулы и полные, прекрасно очерченные губы. Но программа это или живой человек, пока не ясно.
– Сегодня Этна прикажет поставить в вашу комнату телевизор, - сообщает Шпигель.
– Боюсь, мне некогда его смотреть, - отвечаю я.
– Мне кажется, герру Кармину понадобится машина, Август, - говорит фрау Шпигель, взглянув на мужа.
– Почему бы тебе не позвонить в прокат автомобилей и не выбрать там что-нибудь подходящее?
– Действительно!
– Шпигель нацеливает на меня вилку с надетым на неё куском ветчины.
– Какую машину вы хотите, герр Кармин?
– «Бэнтли», - отвечаю я, не задумываясь.
– Чёрный.
Шпигель кивает.
– Хорошо, это мы уладили. Спасибо Этне, я бы и не вспомнил, - он адресует жене улыбку.
Я тоже благодарю фрау Шпигель. После завтрака мне нужно ехать в город, и автомобиль придётся очень кстати.
Этна похожа на колли: вытянутое лицо, рыжеватые волосы, аккуратно уложенные за уши. Бледность кожи напоминает о тевтонских рыцарях. Как они сражались за Иерусалим! Богатство и слава - две вещи, совершенно несовместные со спасением души, но Папе с лёгкостью удалось убедить обедневших и не получивших наследство дворян, что они заменят им смирение и милосердие. Поистине, чтобы заставить толпу подчиняться, нужно дать ей веру. А каждой вере необходим символ, на который всегда можно обратить взор.
Некогда у нас были звезда, красное знамя, серп и молот. Люди верили в грядущий Рай коммунизма.
Но потом мы лишились символов. Веры в каком-то смысле тоже. Зато обрели «Рай».
Комнату мне Шпигель выделил на втором этаже. Письменный стол, двуспальная кровать, застланная светло-жёлтым одеялом, и платяной шкаф. Большое квадратное окно, занавешенное тяжёлыми портьерами с хризантемами, выходит в сад, где растут липы и сирень.
Когда распахиваю створки настежь, что-то очень знакомое и трогательное наполняет меня, но я не могу понять, что именно - слишком давно происходило то, о чём смутно напоминают мне колышущиеся влажные деревья.
Да и времени предаваться воспоминаниям нет.
Я сажусь просматривать документацию. Работать над «Алефом» здесь, в пространстве немца, я всё-таки не решаюсь: хоть у меня и хорошая защита, лучше не рисковать. Кроме того, накопилось действительно много дел, связанных с фирмой.