Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
встречены нами как нечто чрезвычайное. Вот что писал
мне А. А. об «Urbi et Orbi»: «Urbi et Orbi» — это
229
бог знает что. Книга совсем тянет, жалит, ласкает, обви
вает. Внешность, содержание — ряд небывалых открове
ний, прозрений почти гениальных. Я готов говорить еще
больше, чем вы, об этой книге, только
ней. Могу похвастаться и поплясать по комнате, что не
все еще прочел, не разглядел всех страниц. При чтении
могут прийти на ум мысли круглого идиота: как многое
на свете делается, какие на небе звезды, какая бывает
хорошая погода и прочее... Бальмонт тоже натворил чу
деса, выпустив последние две книги, а вы — молчание...
Вы будете печатать, а я в ответ вместо никуда не год
ных рецензий — мычать».
В «Urbi et Orbi» было два стихотворения. В них
отчетливо сказалось отношение старшей линии модерниз
ма, Бальмонта и Брюсова, к нарождавшемуся течению
символизма, к которому в Петербурге относился глав
ным образом А. А. Блок, а в Москве выразителем идео
логии этого течения был хаотический кружок «аргонав
тов». Одно стихотворение посвящено мне. Оно кончается
словами: «Я много верил, я проклял многое и мстил не
верным в свой час кинжалом». В смешном стихотворе
нии «Младшим» с эпиграфом: «Там жду я Прекрасной
Дамы», поэт восклицает: «Они Ее видят! Они Ее слы
шат!..» Далее описывается, как поэт прижимается к же
лезным болтам храма, куда его не пускают, и созерцает
святослужение: «Железные болты сломать бы, сорвать
бы, но пальцы бессильны и голос мой тих». В этих
строках выражено недоверие, подозрение и неумение по
нять, чем мы волнуемся и чего ожидаем. На это стихо
творение А. А. Блок ответил Брюсову гимном, обращен
ным к своей музе:
Тебе, чья тень давно трепещет
В закатно-розовой пыли!
Пред кем томится и скрежещет
Великий маг моей земли... *
Брюсов здесь назван «великий маг» не только в ри
торическом смысле, но и в текстуальном: именно в эти
годы Брюсов проявлял большой интерес к спиритизму,
дурного тона оккультизму (интерес больше к эксцессам
черной магии, чем к подлинно духовной науке). Этот
интерес отразился в его романе «Огненный ангел».
* В позднейшей редакции вместо «великий» поставлено «су
ровый». ( Примеч. А. Белого. )
230
А. А. Блок- знал про это заигрывание Брюсова со всякой
мелкой бесовщиной; отсюда выражение: «скрежещет маг».
Кроме того, вследствие нашего нежелания подчиниться
требованию «Скорпиона» о неучастии
шение В. Я. Брюсова ко мне и к А. А. было несколько
«скрежещущим».
Среди лиц, сгруппированных вокруг «грифов», осо
бенно чутко и нежно относились к поэзии А. А.: пи
сательница Нина Петровская и молодой, безвременно умер
ший писатель Пантюхов. Бальмонт, бывавший почти
ежедневно в «Грифе» и очень друживший с грифскою
молодежью, наоборот, весьма надменно и свысока смотрел
на молодого поэта. Помнится мне, как все мы ожидали
появления А. А. в Москве; особенно волновались приез
дом его, конечно, я и С. М. Итак, наступил 1904 год.
II
А. А. БЛОК В МОСКВЕ
Помню: в начале января 1904 года, за несколько дней
до поминовения годовщины смерти М. С. и О. М. Со
ловьевых, кто-то принес радостное для меня известие,
что А. А. Блок с Любовью Дмитриевной приехали в
Москву. Помнится: я это узнал до его посещения.
Очень скоро после этого раздался звонок, и когда л
вошел в переднюю, то я увидел раздевавшегося молодого
человека, очень статного, высокого, широкоплечего, с
тонкой талией, в студенческом сюртуке. Это был
А. А. Блок с Любовью Дмитриевной. Меня поразило
в А. А. (это — первое впечатление): стиль корректности,
«светскости» (в лучшем смысле), называемой хорошим
тоном. Все было в А. А. хорошего тона, начиная от сюр
тука, ловко обтягивающего его талию, с высоким ворот
ником, но не того неприятного зеленого оттенка, который
был характерен для студентов-белоподкладочников, как
тогда называли особый тип студентов-франтов. Кажется,
в руках А. А. были белые перчатки, которые он неумело
совал в карман пальто. Вид был вполне «визитный». Не
которая чопорность и светскость, более подчеркнутая, чем
в А. А., мне бросилась в глаза в Л. Д. Вместе с
тем оба они составляли прекрасную пару и очень подходи
ли друг к другу: оба веселые, нарядные, изящные, распро
страняющие запах духов. Второе, что меня поразило в
231
A. A . , — это здоровый цвет лица, крепость и статность
всей фигуры: он имел в себе нечто от военного, а может
быть, и от «доброго м олодца». Упругость и твердая сдер
жанность всех движений несколько контрастировали
с застенчиво улыбающимся лицом, чуть-чуть склонен
ным ко мне, и большими, прекрасными голубыми гла