Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
госу, где космическим началом является София гности
ков 32, воскрешенная Вл. Соловьевым в гущу самых зло
бодневных тем русской общественной жизни конца
XIX столетня, а началом логическим является рождение
нового христианского слова-мысли, точнее говоря, хри-
стологии. <...>
Всем этим я хочу сказать, что тема «Стихов о Пре
красной Даме» вовсе не есть продукт романтизма незре
лых порывов, а огромная и по сие время
новая тема жизненной философии, Нового завета, Антро-
поса с Софией, проблема антропософской культуры гря
дущего периода, шквал которого — мировая война 1914 го
да и русская революция 1917—1918 годов. Вместо того,
чтобы всею душою осознать все эти темы, ведущие во
истину к новой мистерии и проблеме посвящения,
вместо того, чтобы переработать именно нашу волю,
мысль и чувство в медленном умственном, сердечном и мо
ральном праксисе 33, мы, вынужденные молчать и таить
среди избранных эзотеризм наших чаяний, были вверг
нуты в нравственно развращенную и умственно вар
варскую среду литературных культуртрегеров того вре
мени, людей, весьма утонченных и образованных в узкой
сфере литературы, стиля и общественных дел и «варва
ров» в отношении к проблеме, над которой гении вроде
Гете и Данте висели десятилетиями. Вместо того чтобы
пойти на выучку к этим последним, мы скоро заверте
лись среди рецептов гг. Брюсовых и Мережковских и
прочей литературной отсебятины, быстро выродивших в
нашем сознании темы огромной ответственности, новиз
ны, глубины.
217
Эти темы, оформленные поверхностно, скоро карика
турно всплыли вокруг нас, изображая нас чуть ли не
шутами собственных устремлений. С моей точки зрения,
А. А. слишком быстро посмотрел на самого себя со сто
роны оком прохожего варвара, литературного собрата
по перу и вследствие ряда несчастных стечений обстоя
тельств в его личной, литературной и моральной биогра
фии незаслуженно осудил в себе темы этого времени в
драме-пародии «Балаганчик», бьющей мимо его же собст
венных писем ко мне эпохи 1903 года. Всматриваясь, я
до сих пор, с риском впасть в полемику, отстаиваю
А. А. 1901—1903 годов от А. А. 1907—1908 годов.
Б этих письмах и в последующих встречах в Шахма
тове 34, в разговорах, в которых принимали участие
А. А. Блок, его мать, жена, С. М. Соловьев, я и
А. С. Петровский, гостивший со мной у Блока в 1904 го
ду, мы все время осторожно нащупывали основную, так
сказать, музыкальную тему новой
этой культуры, то в литературных аналогиях, то в рели
гиозно-догматических разрезах, то в терминах философии,
то в смутных образах мистических, целинных, полусозна
тельных переживаний. Наши разговоры, жаргон и сло
вечки требуют такого же комментария, как и жаргон
бесконечных гегелевских разговоров кружка Станкевича,
где неистовый Виссарион, переживавший в имении Ба
куниных ряд чрезвычайных моральных переживаний, по
свящался неукротимым Мишелем Бакуниным в ритуалы
фихтевской философии (а впоследствии им же был по
священ в ритуалы и гегелевской философии), и, подобно
тому как отвлеченнейшие проблемы гегельянизма тогдаш
ней молодежью протаскивались в самые интимные угол
ки того времени, так что Мишель Бакунин измерял
и взвешивал сердечные отношения своих друзей с геге
левской точки зрения и даже корректировал их гегельян
ски, непроизвольно просовывая свой нос в романы дру
з е й , — так и мы с А. А. Блоком стремились подойти сразу
ко всем проблемам жизни, литературы и мысли с точки
зрения нового пути жизни, философию, этику и социоло
гию которого следовало бы еще написать (она пишется,
быть может, еще в десятилетиях XX века всей тяготою
испытаний этого века). Положение бакунинского кружка
было проще: он имел Гегеля позади себя, нами чаемый
Гегель был впереди н а с , — его мы должны были создать,
потому что Вл. Соловьев был для нас лишь звуком, при-
218
зывающим к отчаливанию от берегов старого мира. Ха
рактерно, что в скором времени московский кружок сим
волистов провозгласил себя «аргонавтами», т. е. сообщест
вом, имеющим целью отыскивать Золотое руно.
Из переписки А. А. со мной в конце 1903 года уже
явно звучит разность подхода к темам Прекрасной Да
мы — нашего «Золотого руна» или «действительности»
Гегеля. В то время как я системою вопросов стараюсь
создать многообразные грани подхода к пониманию тем,
связанных с Прекрасной Дамою, т. е. дать этой теме
формально гносеологическое обоснование извне и оста
вить Ее безымянной музыкой в ее внутреннем ядре,
А. А. Блок, уже упрекавший меня в музыкальном рас
пылении тем новой культуры, моему идеалистическому
обоснованию символа противополагает реалистическое,
в котором метафизическая оправа соловьевского учения