Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

Коллектив авторов

меня второй родиной, не говоря уже о том, что в этом

доме завязались мои первые литературно-общественные

связи (хотя бы с А. А. Блоком, с петербургскими лите­

ратурными кружками, сгруппированными вокруг Мереж­

ковского, и московскими, сгруппированными вокруг

«Скорпиона»). Здесь получил я от А. А. лишь несколько

слов, исполненных необыкновенной нежности, участия и

грусти, которые показали мне его совсем с другой сто­

роны, показали его как

сердечного, чуткого, нежного че­

ловека.

Помнится, на похоронах Соловьева 19 января 1903 го­

да, встретившись с madame Манасеиной и с П. С. Со­

ловьевой, знакомыми с А. А., я много расспрашивал их

о нем, но не получил никаких конкретных с в е д е н и й , —

и madame Манасеина, и П. С. Соловьева мало интересо­

вались поэзией Блока, увлекаясь более кругом тем Ме­

режковских.

В скором времени возобновилась паша теоретическая

переписка с А. А., которая продолжалась без перерыва

весь 1903 год, до нашей встречи в Москве в самом начале

1904 года.

Мне трудно охарактеризовать эту переписку. Часть

ее, я думаю, могла бы скоро появиться в свет, она но­

сит менее всего личный характер, скорее содержание

ее — литература, философия, мистика и «чаяния» моло­

дых символистов того времени. Это блестящий интимный

литературный дневник эпохи. Такова переписка этих

писем. Она блестяща. Мысль бьет здесь ключом. В них

А. А. кипучее, острее, непринужденнее, нежели в статьях

своих. Его амплуа — не статьи, а именно дневники,

письма. Недаром впоследствии неоднократно хотел он жур­

нала-дневника одновременно. Он пытался, чтобы такой

журнал-дневник трех писателей — его, Вяч. Иванова и

215

меня — возник при книгоиздательстве «Мусагет». «Запис­

ки мечтателей» позднее, в 1919 году, пытались стать

этим дневником.

Возвращаюсь к нашей переписке 1903 года. Несмотря

на всю теоретичность ее и литературность, основной

стержень писем ко мне А. А. требует вдумчивого коммен­

тария, быть может, превышающего в несколько раз текст

писем: всюду сквозь литературный стиль писем просве­

чивает тот внутренний жаргон, на котором мы, молодые

символисты, говорили друг с другом. У нас были свои

о п р е д е л е н и я , — и очень сложные психологические пере­

живания фиксировались одним словом, понятным для

нас, но не понятным для «непосвященных» современни­

ков, ни для более молодых литературных школ, к худу

ли, ко благу ли скоро утерявших

этот жаргон и выра­

жавшихся прямо: что на уме, то и на я з ы к е , — преслову­

тая кузминская «прекрасная ясность» 28. Правду ска­

зать: о «прекрасной ясности» мы нисколько не думали,

или если и думали, то в одном смысле: достаточно ли ее

было до нас в «сократический» период всевозможного

нигилизма и позитивизма? Вообще мы не думали о фор­

ме, не слишком думали даже о литературном стиле.

Проблема, которая мучила нас, была проблемой внутрен­

него зрения и слуха — мир неуловимых шорохов, звуков

и поступей, по которым мы старались угадать прибли­

жающуюся эпоху. В этом смысле письма А. А. Блока

ко мне, без комментарий и освещения нашего тогда

эзотеризма 29, были бы непроницаемы в своем темном

ядре. Это «темное ядро» писем А. А. ко мне ничего не

стоило бы прояснить, т. е. обложить догматами метафи­

зики Влад. С о л о в ь е в а , — тогда выявился бы просто и

ясно парадоксальный и несколько космический костяк

наших вопросов друг к другу: «а что есть Прекрасная

Дама», «в каком отношении она находится к учению

Влад. Соловьева о будущей теократии» 30, «в каком

смысле она церковь в космосе и царица семистолпного

дворца поэзии Вл. Соловьева» 31, «в каком отношении

учение о Софии-Премудрости В. Соловьева стоит: 1) к ме­

тафизике, 2) к церкви, 3) к учению Конта о вели­

ком Существе человечества, 4) к гносеологии Канта,

5) к рыцарскому культу Прекрасной Дамы средневе­

ковья, 6) к Беатриче Данте, к Ewig Weibliche * Гете,

7) к учению о любви Платона, 8) к личной биографии

* Вечной женственности ( нем. ) .

216

Вл. Соловьева, в которой одно время образ «Трех свида­

ний» биографически подменялся несколько романтиче­

ской дружбой его с С. П. Хитрово? Как видите, темы

необъятные по количеству углубленнейших вопросов,

которых, конечно, не было никакой возможности разре­

шить нам, молодежи того времени, еще не одолевшей

как следует таких титанов, как Данте, Платон, Гете,

Кант. Но проблема времени поднимала все эти вопросы,

мобилизовала их вокруг острия всей культуры: нового

синтеза всех интересов, историей поднимавшихся тем

вокруг повой фазы человеческой жизни, в которой лич­

ные и конкретные отношения друг к другу (в любви,

братстве, в проблемах пола, семьи и т. д.) должны были

отображать сверхчеловеческие отношения космоса к ло­