Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

Коллектив авторов

успех.

Поэты смеялись надо мной, поддразнивая, говорили,

что меня вывели на эстраду, как «цирковую звезду».

Нам было очень весело, в концерт за компанию поехала

Любовь Дмитриевна, которую мы попросили послушать

нас. Стало жаль расставаться, и, почему-то решив по­

ехать в «Вену», попросили нас отвезти туда. Любовь

Дмитриевна, я и Городецкий ехали в одной карете. Го­

родецкий в этот период шутя называл меня своей женой.

Началось

это так: однажды он и Ауслендер провожали

меня из театра к Сологубу, и Городецкий сказал извоз­

чику: «Свезите нас, пожалуйста, меня, жену и сыночка

Ауслешу». У Сологуба он вполне серьезно отрекомендо­

вал нас так каким-то незнакомым гостям.

По дороге в «Вену» он опять об этом вспомнил. За

столиком без конца дурачились, и Городецкий написал

мне стихи, которые теперь утеряны, помню только по­

следние строки:

Я жен женатых ждать женитьбы не хочу,

Женившись, я тобой, одной женой, богат,

Женитьбе верен, женину лучу.

452

Александр Александрович запротестовал: «Нет, надо

было совсем не так, я сочиню за него по-другому».

И написал:

Жена моя, и ты угасла, жить не могла меня любя,

Смотрю печально из-за прясла звериным взором на тебя.

Малознакомый поэт с барышней-поэтессой подсели

к нам, сделалось сразу неуютно и скучно. Поэт предло­

жил читать стихи. Читать стихи за столом в р е с т о р а н е , —

я знала, что это не улыбалось Блоку. Однако, сверх

ожидания, он сказал с довольным видом: «Хорошо», и

добавил сейчас же: «Только я прочту стихи Валентины

Петровны». Я обмерла. Он говорил о стихах, которые я

сочинила, будучи совсем маленькой, на смерть Александ­

ра III. Стихи эти умиляли своей нелепостью Блока — он

даже выучил их наизусть. И тут в ресторане в присут­

ствии малознакомых людей он начал читать своим ме­

таллическим голосом потешное детское стихотворение:

Да, преждевременно угас наш венценосец!

Угас он навсегда,

Но не угасла его слава

И не угаснет никогда...

И т. д.

Поэт и дама в первую секунду не знали даже, как

отнестись к такой декламации. Чтобы помешать им оби­

деться, мы сейчас же всё обратили в шутку и начали

смеяться первые. Таким образом, все обошлось благопо­

лучно. Когда мы вышли из ресторана, оказалось, что

выпал снег — это было в ноябре. Мы поехали на концерт

в карете в бальных туфлях, без ботиков, теперь стояли

и ждали у подъезда, пока наши кавалеры достанут из­

возчиков. В память этого вечера и первого снега

Горо­

децкий написал три стихотворения о нас трех. В стихо­

творении «Аленькая», относящемся ко мне, есть не­

сколько строк о Блоке.

Алая, на беленьком не майся ты снежку,

Пробирайся к кожаному красному возку,

Вон того, веселого в сукне да в соболях,

Живо перегоним мы в дороге на полях,

Чтоб его подруга застыдила — ахти-ах.

Мы часто читали в концертах стихи вместе с нашими

друзьями-поэтами. Был случай, когда друг Сомова,

князь Эристов, пригласил нас участвовать в одном бла-

453

готворительном вечере. (Это было еще в первом сезо­

не.) Мы охотно согласились и приехали все вместе: Блок,

Городецкий, Ауслендер, Волохова, Иванова, Мунт а я.

Это был барский дом, не помню, на какой улице. Высту­

пали мы в зале без эстрады. Народу было довольно мно­

го, насколько позволяло помещение. Между прочим, ока­

залось, что других выступающих, кроме нас, нет. Мы

добросовестно прочли и стали собираться уезжать. Нас

усиленно приглашали остаться ужинать, и лица устрои­

телей выразили разочарование, когда мы наотрез отка­

зались от такой чести. Мы поняли, что великосветское

общество устроило вечер с «декадентами»; с нами хотели

познакомиться из любопытства.

На Рождество нам предстояло играть по два раза

в день почти ежедневно, остался только Сочельник, когда

не было спектакля, и этот вечер мы провели на Галер­

ной. Нас было немного: H. Н. Волохова, моя сестра, и

потом пришел Евгений Павлович Иванов, который по­

стоянно бывал у Блоков. Евгения Павловича я принима­

ла как должное, но разговоров их почти не понимала.

Они говорили с Александром Александровичем на эзо­

терическом языке. Юмор Евгения Павловича совершенно

ускользал от меня. Только впоследствии, когда я позна­

комилась с ним близко, я сумела оценить его.

Мы сидели за чайным столом и ели традиционные

орехи с синим изюмом. Отлично помню, что говорили все

время о Лермонтове и Пушкине. У Блоков эта тема час­

то появлялась в наших разговорах. Александр Алексан­

дрович сам постоянно заводил о них речь. Кажется,

Лермонтов был ему всего ближе. Тот Лермонтов, кото­

рого любишь в детстве, уже перестал пленять меня,

а мрачная красота поэзии настоящего Лермонтова в ту

пору меня пугала. Я предпочитала Пушкина. Александр

Александрович, чтобы поддразнить меня, говорил: «Если