Александр Грозный. Исчадия Ада
Шрифт:
— А ты зачем толкаешься? Научился, видите ли, силой толкаться и издеваешься над бедной женщиной.
— Женщиной, значит? — хмыкнул Санька. — А ну, брысь из моей купальни!
Кикиморка исчезла, вода с хлюпаньем и всплеском сомкнулась в том месте, где она только что находилась.
— И воды тёпленькой подбавь. Выплескала всё…
Марта снова появилась в голом виде, но с ведром воды. Девица стала лить в чан, где купался царь, почти горячую воду, но ведро не опустошалось, пока не заполнилась кадушка. После этого деревянное ведро опустело и исчезло
— Вот так вот! — нежась в горячей воде, томно произнёс Александр. — Ходют тут всякие. Отдыхать мешают. Банник ты тут?
— Где ж мне быть, как не тут? — прохрипел и откашлялся банный «управитель», но появляться перед хозяином не спешил.
— Хороша банька твоя, Сил Силыч. Держал тепло для меня?
— Держал, батюшка.
— А я к тебе без гостинцев завалился… Ты уж извини меня. Как-то не досуг мне про гостинцы было помнить вчера, но я исправлюсь. На корабле остался гостинец. Привёз я тебе лавровые ветви в подарок. Можно из них венки сплести и на стены повесить.
— Это те листики, что в супы кладут?
— Те самые.
— Только ветками? Ух ты…
— Появился бы ты, Сил Силыч, а то я словно со святым духом говорю.
— Да, я ж, это… Несуразный какой-то… Тебе на меня смотреть не срамотно?
— Давай-давай! Не кокетничай! Видел я на своём веку всякое! Проявись! — приказал Санька, зная, что Банник, может ещё долго мусолить вопрос о его привлекательности.
Сил Силыч проявился, сидя на самой верхней полке в уголочке.
К слову сказать, банники действительно больше походили на зелёных жаб, чем на людей. Даже водяной, по мнению светлого князя, выглядел привлекательнее. Однако банник во дворце был намного полезней водяного, и поэтому Санька к нему относился почтительно, уважительно и по имени отчеству.
— Как тут обстановка? — спросил царь. — Что в других банях делается? Появились твои сородичи в банях города?
— Так, э-э-э, откуда им появиться-то? Кто их призовёт? Пока их не призовут, никто не появится. А кому звать-то? Никто уже и не помнит про нас. Домовых ещё вспоминают, а банников нет. Это ты вспомнил, потому я и появился. И то, оттого только, что знал тебя ранее. Ещё по твоей деревне, где ты народился. Я и роды принимал у твоей мамаши Лёксы.
Санька обомлел от услышанного. Почему-то ранее о таких вещах они с банником не говорили. Однако вида, что удивлён, Санька не подал.
— А чего ж из той баньки ушёл, где я родился?
— Так, ты с родителями уехал, баня стояла пустой долго. Редко, кто ею пользовался. Приходил один кузнец, жил в вашей землянке, стучал по своей наковаленке, да умер вскоре. Больной оказался, оттого и выгнали его из прошлой деревни. Потом и другие в вашем стойбище слегли да вскорости от мора и помёрли. Нет там больше деревни. Спалили её те, кто лес на Вороне-реке рубит. И капище спалили. Вот я и ушёл к тебе, когда ты позвал. Я ведь у слышал тебя, когда леший тех мест вдруг со мной заговорил. Чудно так… Всех потом я услышал. И родичей своих и тех, кого помогал родить. И сейчас многих слышу и даже
— Не знаешь, всем нравится такое тепло?
— Точно знаю, что всем. Даже тем, кто ночью рождён, свет нужен. Разве только пещерникам-холодильникам каким, но те вообще, по-моему, не земного рождения, а сущности преисподней.
— В преисподней же жара.
— Кто сказал? — удивился банник.
— Ну, как? Из земли же льётся расплавленный камень…
— А, вот ты о чём? Так преисподняя и ад, это разные миры. Ты не знал?
Банник удивился.
Наш мир — называется явный, или — Явь. Ад, или «Под», это — исподний мир, а есть и преисподний. Там не жар, а лютый холод и сущности там такие холодные, что перед ними любое тепло меркнет.
— И солнце?
— Солнце? — переспросил банник задумчиво. — Вполне может погибнуть и солнце. Смотря какой холод. Я всего не знаю. Банник я.
— А откуда про преисподнюю знаешь?
Банник оттопырил губы словно обиженный ребёнок и Санька едва не расхохотался.
— Так, кто ж о преисподней не знает? Все знают! Даже ты знаешь.
Санька дёрнул головой. А ведь действительно — знает.
— Понятно. Так, что в городе твориться? По баням то много беседуют. Что слышно интересного.
— Мало банников. За всеми банями не услежу. Призвать бы ещё, — заюлил, уходя от ответа Сил Силыч.
— Призовём. Ты можешь призвать родичей? Я бы тебя над ними старшим назначил. Старшим банником Ростова и ростовской области.
Жабообразное существо зашевелилось и своими выпучившимися от удивления глазами стало ещё больше похоже на болотную рептилию.
— Могу призвать, — дрожащим, заикающимся, похожим на кваканье голосом, сказал Сил Силыч, — если ты прикажешь, хозяин я их рожу.
— Приказываю! Призывай! Что? Родишь?! Как это?!
— Ну, если ты прикажешь, я рожу. Ты вольёшь в меня силу, а я рожу сколько смогу.
— Во, бля! — выругался Александр. — Это что-то новенькое. Значит так вы размножаетесь?
— А как ещё? Или ты думал, что мы, как зверушки?
Банник похлопал правой ладонью по левому кулаку.
— Вот оно как? Здорово! Так бери силу из паутины сколько тебе надо, чтобы все бани города были под присмотром.
— Под присмотром? — сказал банник задумчиво. — Тогда и мыленки бы под присмотр взять…
До Саньки вдруг дошло, что банник понял его «подприсмотр» буквально, а не с хозяйственной «точки зрения».
— Согласен! Качай столько силы, сколько посчитаешь нужной. Но смотри не переусердствуй. Как бы плохо не стало.
— Хе-хе! — проскрипел банник. — Мы к жару привыкшие, не сгорим.
— Ну-ну! Смотри, чтобы другого старшего банника выбирать не пришлось. Жар бывает разным.
Банник снова «откопылил» губы.
— Понял, хозяин. Буду осторожен. Тогда я пошёл.
— Ты, Сил Силыч, так и не сказал, что в городе говорят?