Александр Грозный. Исчадия Ада
Шрифт:
— Здоровье моё хорошее, слава Богу, а вот настроение плохое.
— Что-то случилось, государь? — явно нервничая, спросил Доманук.
— Сначала хотел спросить вас, джигиты, как вы поступаете с жёнами, которые пытаются вас поколотить?
Джигиты нахмурились и выпрямили спины ещё круче, выпятив переднюю часть тела «колесом».
— Почему спрашиваешь? — осторожно поинтересовался Доманук.
— Ответь на вопрос! — приказал царь, сурово глядя на черкесов.
Доманук насупился, пожевал ус и неохотно ответил.
— Мужчины нашего племени бьют таких жён плётками.
— Сильно
— Сильно, государь, почти всегда до смерти, — Доманук нахмурился. — Но почему ты спрашиваешь?
— Я слышал, что вы учите плёткой своих жён сразу, как только женитесь. Ещё до того, как она на вас подняла руку. Так это?
— Так, государь, но почему…
Александр остановил ладонью вопрос джигита.
— Хорошо, Доманук. Теперь я понял свою ошибку. Мне надо было сразу учить свою жену, а сейчас уже поздно.
— Твоя жена подняла на тебя руку? — возмутился Доманук.
— Не важно, Доманук. Это наши с ней дела. Я сам разберусь. Теперь ответь ещё на один вопрос. Что делает ваш правитель и твой отец князь Темрюк, с теми воинами, кто не выполняет его приказ, и кладёт при нём свою руку на рукоять кинжала, угрожая ему.
Доманук опустил голову. Так же стояли с опущенными головами и остальные братья. Лысая голова Салтанкула пылала алым пламенем. Казалось, что она дымилась.
— Такого воина мой отец казнил бы на месте, — сказал Доманук, не поднимая головы.
— Отлично! Вы мои воины, Доманук. Ваш род дал мне клятву крови, но некоторые из вас видимо не до конца это поняли. Я имею ввиду твоего брата Сантанкула. Он взбунтовался, нарушил мой приказ, угрожал мне убийством, и я был вынужден применить к нему силу.
— Ты применил колдовство! — прохрипел Сантанкул,не поднимая головы.
— И что?
— Это не честно!
Царь встал и поднимая перед собой руки, развернув их ладонями вверх, спросил:
— Господи, да что же это за день такой сегодня! Я думал, что ты, Салтанкул, находясь здесь, образумишься и поймёшь свою глупость, а ты оказывается, настаиваешь на ней. Ты считаешь, что я должен к тебе… Тьфу, блять! — вдруг выматерился Санька. — Да пошёл ты, на хуй! Хватайте его и рубите ему голову. Я приказываю! Я сказал!
Братья медленно подняли от пола взоры и все четыре пары напряжённо прищуренных глаз уставились на него.
Глава 5
— Это они замыслили тебя убить, — прошептал вдруг у него в голове голос Сил Силыча.
Государь удивлённо вскинул левую бровь.
— «Вот ты, конь!» — мысленно ответил Санька баннику, почему-то обозвав его вьючным животным.
— Даже и не думайте! — предупредил Александр, продолжая внимательно смотреть на братьев. — Предлагаю разойтись мирно.
— Этот ты не думай, что тебя спасут твои железные бабы, — произнёс Салтанкул, обхватывая дрожащими пальцами рукоять кинжала.
— «Он у них лидер», — мелькнуло у Саньки в голове. — Давненько не махал я шашкой!'
Салтанкул мгновенно вынул кинжал из ножен, выбросил руку в направлении царя и метнулся вперёд, держа кинжал остриём от себя и направляя его прямо в грудь царю. Трое других братьев шагнули к Марте, но та продолжала стоять возле кресла Азы, словно ничего не происходит. Александр тоже
Звук соприкосновения твёрдого с твёрдым не понравился никому. Братья, приостановив движение к воительнице, обернулись на звук, и, увидев последствия эпической картины «Битва Геракла с Минотавром», содрогнулись. Минотавром, естественно, был Салтанкул, только что пытавшийся, забодать царя Александра, но встретивший достойного противника в виде стола. Стол выстоял, голова джигита лопнула, как арбуз и с таким же неприятным звуком.
— Мама, дорогая! — вскрикнула Аза и закрыла лицо руками.
— «Ай-яй-яй, какое горе, какое горе», — подумал Санька, пытаясь удержать мимические мышцы лица от брезгливой гримасы, но не удержал. — «А стол-то придётся выбрасывать».
— Дурак, — с сожалением и брезгливостью произнёс царь и обратил взор на трёх оставшихся в живых братьев. — Кто-то ещё хочет попробовать комиссарское тело остриём кинжала?
Братья опустили взоры в пол, тела их обмякли.
— Нет желающих? — прорычал Санька. — Отлично. Одной паршивой овцой стало меньше! Про вашу сестру и вас, решаю так. Она и вы переходите жить в наш старый дом. Вы живёте с ней и охраняете её. Ни вы сами, ни она со двора не выходите. Прислугу вам пришлют. Её подберут из ваших соплеменников. Мой сын останется у меня. Всё! Вопросы есть? Нет? Хорошо! Тогда у меня есть вопрос. Вы поняли, что вы все конкретно обосрались, джигиты?
— Прости нас, государь, — проговорил Доманук, не отрывая взор от пола. — Мы не могли поднять руку на брата.
— Простить?! Да вы совсем охренели?! Только что один из вас пытался меня убить. И вы думаете, что я поверю в вашу покорность? Я сказал всё, что хотел сказать. От управления войском вы отстраняетесь. Все черкесы поступают в распоряжение князя Вишневецкого.
— Ты нас лишаешь свободы?! — вскрикнул самый младший Темрюкович, сверкая глазами.
— Не лишаю свободы, а ограничиваю ваше перемещение. Вы свободны в пределах усадьбы, но из неё вам пока выходить не желательно.
— Пока, это как долго? — спросил Булгайрук.
— Пока я не сочту нужным вас отпустить, — мрачно ответил царь. — И не испытывайте моё терпение своими дерзкими вопросами, джигиты. Забирайте всё, что осталось от вашего брата, уводите сестру и ступайте.
— Нам надо захоронить тело, — злобно прошипел Доманук.
— Хороните, — Санька пожал плечами. — Кто вам претит?
— Где?
— Да хоть во дворе усадьбы. Там много места.
Трое джигитов шагнули к лежащему у письменного стола телу. Александр отступил за стол. На губах Булгарука мелькнула презрительная ухмылка. И Санька не выдержал. «Возвышенные» отношения его утомили.