Александр II и его время: Кн. 1
Шрифт:
Лейтенант Н. А. Бирюлев в течение нескольких месяцев подряд почти каждую ночь принимал участие в вылазках, командуя отрядом добровольцев. На одной из вылазок, когда он столкнулся лицом к лицу с несколькими вражескими солдатами, матрос Игнатий Шевченко бросился вперед и грудью заслонил любимого командира от вражеских пуль.
Обычно вылазки предпринимались отрядами по 100—200 бойцов, в отдельных случаях в них участвовали целые полки. Такие действия наносили серьезный урон противнику, мешая осадным работам и заставляя его постоянно находиться в изматывающем напряжении и тревоге. Пластуны же научили пехотинцев, ходивших в охотники, следующему приему. Сначала они подползали к вражеской траншее, шагов за тридцать останавливались, давали залп и с криком «Ура» снова падали; как только неприятель ответит на залп, они с новым криком «Ура» быстро бросались в траншеи и шли в штыки.
Контр-адмирал Ф. М. Новосильский108 сетовал на то, что подчиненные ему флотские артиллеристы не выполняют его приказа об отводе их в тыл на отдых, «изъявляя готовность защищаться и умереть на своих местах».
Великий хирург Н. И. Пирогов писал из Севастополя, что едва ли не каждый раненый из находившихся в его лазарете «горюет не о потерянной руке или ноге, а скорбит душой о том, что не может остаться в рядах своих товарищей». Многие из раненых по этой причине вовсе не ложились в лазарет, а сделав наскоро перевязку, оставались в строю. Раненный в руку матрос Колпаков отказался покинуть свое орудие, заявив командиру: «Помилуйте, ваше благородие, разве одною рукой нельзя действовать?»
Неутомимо работавший Пирогов, ежедневно выполнявший по 10-12 сложнейших операций, возбуждал «в других одушевление и ревность к труду109.
Сестра милосердия А. М. Крупская писала, что Пирогов, «как родной отец о детях, так он заботился о больных, и пример его человеколюбия и самопожертвования сильно на всех действовал, все одушевлялись, видя его; больные, к которым он прикасался, как бы чувствовали облегчение... Солдаты прямо считают Пирогова способным творить чудеса. Однажды на перевязочный пункт несли на носилках солдата без головы; доктор стоял в дверях, махал руками и кричал солдатам: «Куда несете? Ведь видите, что он без головы». «Ничего, ваше благородие, — отвечали солдаты, — голову несут за нами; господин Пирогов как-нибудь привяжет, авось еще пригодится наш брат-солдат...»110
Наряду с докторами и фельдшерами самоотверженно трудились и гибли от болезней и бомб сестры милосердия Крестовоздвиженской общины111. Многие севастопольские женщины и дети с риском для жизни приходили на бастионы и батареи, принося пищу и воду бойцам. Они же участвовали в инженерных работах, оказывали нередко и первую медицинскую помощь раненым. Десятки пострадавших от вражеских пуль и бомб были спасены 18-летней дочерью матроса Дашей Севастопольской112 и молодой женой офицера Елизаветой Хлапониной.
Благодаря изобретательности и энергии Тотлебена защитники города не только не ограничились обороной первой линии укреплений, но даже под огнем союзников постоянно продолжали продвигаться вперед последовательными апрошами113. В самый разгар осады города защитники его воздвигли перед Малаховых курганом знаменитое укрепление — Зеленый курган. Даже Ф. Энгельс, находящийся за тысячи километров от Севастополя и получающий в основном одностороннюю западную информацию, сумел высоко оценить значение создаваемых русскими полевых укреплений перед главной оборонительной линией. В марте 1855 г. он отмечал: «Сооружение за последнее время на Малаховом кургане и перед бастионом Корнилова выдвинутых вперед укреплений не имеет себе равных в истории осад и характеризует их организаторов как первоклассных специалистов в своей области»114.
Генерал Пелисье в письме к Наполеону III от 29 июня 1855 г. довольно верно обрисовал тот странный характер, который получила осада Севастополя благодаря смелости обороняющихся.
«Что представляет собой осада Севастополя? — писал он. — Это безостановочная борьба двух армий, которые двигаются друг против друга, создавая окопы, устанавливая батареи и оспаривая друг у друга обладание бранным полем, разделяющим их с самого начала, подобно тому как противники оспаривают друг у друга решающие позиции во время сражения. Это — бой, продолжающийся безостановочно в течение восьми месяцев... Каждый раз, когда мы останавливаемся, неприятель начинает наступать на нас...»115
Отражая атаки противника, севастопольцы с неистощимой энергией вели минную подземную войну. В целом за время обороны города нашими саперами было отрыто 7 тыс. метров подземных галерей и произведено 94 взрыва. Подземной войной наряду с Тотлебеном руководил талантливый инженер-минер капитан А. В. Мельников. Почти полгода он не выходил на поверхность. Товарищи в шутку называли его «обер-кротом»116.
С 28 марта (9 апреля) в течение 10 дней союзники провели вторую бомбардировку, осыпая Севастополь адским огнем. У наших войск в эти десять дней выбыло из строя 6130 человек. Александр II писал М. Д. Горчакову 10 апреля 1855 г.: «Да подкрепит Бог геройских защитников Севастополя... Скажите нашим молодцам, что я и вся Россия ими гордится...»117
Мужественное сопротивление русских вновь заставило союзников отложить штурм, который Ф. Канробер считал сопряженным с чрезмерными потерями. В связи с этим Канробер был заменен сторонником более активных действий генералом Ж. Ж. Пелисье118.
12(24) мая 16-тысячный французский корпус высадился в Керчи с задачей перерезать русские коммуникации со стороны Азовского моря. Военные суда союзников опустошили Азовское побережье, но после отражения десантов под Арабатом, Геническом и Таганрогом отступили. В мае противник предпринял третью бомбардировку Севастополя, и русские войска были вытеснены из передовых траншей.
Летом 1855 г. в кровавой схватке под Севастополем наступила решающая фаза. Как установил дотошный английский историк, участник боев А. Кинглек, союзники сконцентрировали к этому времени в Крыму более 170 тыс. человек. Им противостояло около 46 тыс. русских войск в Севастополе и 64 тыс. в различных пунктах Крыма119. Наиболее заметным было превосходство осаждавших в транспорте и тяжелой артиллерии. Ценой больших потерь французам в конце мая удалось вернуть высоты перед Малаховым курганом, захваченные русскими во время февральских вылазок. Опьяненные этим успехом, Пелисье, Раздан и Омер-паша 6(18) июня в 40-ю годовщину битвы при Ватерлоо предприняли первый общий штурм Севастополя. Накануне штурма 36 часов подряд осадные батареи вели четвертую убийственную бомбардировку укреплений города. На рассвете 6(18) июня артиллерийская канонада вдруг смолкла. 30 тыс. одетых в парадную форму французов поднялись из своих траншей и сомкнутыми колоннами со штуцерами наперевес и примкнутыми к ним ножами двинулись к Малахову кургану. Впереди шли офицеры с саблями наголо.
Примерно около 15 тыс. англичан стройными шеренгами повели атаку на соседний с курганом Третий бастион.
Сильный картечный и ружейный огонь русских не мог остановить натиска осаждавших, которые достигли рвов и лезли на укрепления. Смелый враг был встречен штыками бойцов и отброшен в ров. Тогда неприятельские колонны бросились на батарею П. Л. Жерве, оттеснили находившийся там батальон и, преследуя отступающих, заняли ближайшие строения Корабельной стороны, от Малахова кургана до Доковой балки. Но успех неприятеля продолжался недолго. Прискакавший сюда на взмыленном коне генерал Хрулев сделал все возможное, чтобы отбить противника. Заметив показавшуюся из-за поворота команду, которая возвращалась с ночных оборонительных работ, он скомандовал: «Благодетели мои! В штыки! За мною!» И, чтобы ободрить бойцов, добавил: «Дивизия идет на помощь!» Никакой дивизии, конечно, не было поблизости и в помине. Но лихая контратака 138 солдат (это была рота Севского пехотного полка), частично вооруженных кирками и лопатами, оказалась столь внезапной, что враги дрогнули и стали пятиться назад. Подоспевшие вскоре подкрепления — шесть батальонов Полтавского, Елецкого и Якутского полков отбили затем и батарею Жерве.