Александр III
Шрифт:
Цесаревич томился без дела.
Помыслами он был там, с передовым отрядом генерала Гурко, который смелым броском открыл дорогу на Балканы.
Вечером 24 июня начальник передового отряда отдал приказ: «Произвести усиленную рекогносцировку через деревню Балван на Тырново. При этой рекогносцировке я буду присутствовать сам…»
Гурко прибыл на бивуак на другой день в шесть утра, в сопровождении своего помощника генерала Рауха, начальника штаба передового отряда полковника Нагловского, принца Баттенберга и ординарцев.
Выслушав от князя Евгения Лейхтенбергского донесения разъездов и познакомившись
– Вам, господа офицеры, – говорил генерал, – напоминаю, что никогда русский солдат не бросал своего офицера. Следовательно, если вы впереди, и они будут за вами!.. А вы, балованные дети царя, – обращался он к гвардейскому конвою, – должны сослужить особенную службу нашему отцу-благодетелю! И если придётся, лечь всем до единого костьми!.. Драгуны! – продолжал генерал. – Помните, до какой чести вы дослужились! Из всей русской армии вас выбрали первыми, чтобы перейти Балканы! Так докажите, что вы заслужили доверие государя! Будьте молодцами!.. Артиллеристы! – восклицал он. – Стрелять редко, да метко!..
– Постараемся! – после каждой паузы генерала отвечали солдаты.
Святые чувства русского человека были метко задеты славным военачальником – сердца дрожали от добрых, благородных побуждений. Победить, а коли нужно, то отдать жизнь «за други своя».
Вперёд двинулся взвод гвардейского почётного конвоя под командой штабс-капитана Саввина; Гурко со свитой ехал в голове колонны.
Получив донесение, что авангард обнаружил турецкую кавалерию в значительных силах, открывшую огонь из магазинных ружей, генерал остановил отряд в скалистом дефиле – теснинах, а сам выехал на скалу, откуда отлично видна была ближайшая местность.
Турки плотной массой шли по шоссе из Сельви на Тырново.
– Евгений Максимилианович, – обратился Гурко к князю Лейхтенбергскому. – Соблаговолите-ка поставить здесь несколько орудий…
Ещё свежая 16-я батарея подполковника Ореуса лихо исполнила приказ, карабкаясь по глыбам, и заняла позицию рядом с генералом.
Между тем взвод Саввина продолжал рысью идти на неприятельскую конницу. Видя, что смельчаков не много, турки бросились на них, охватив с трёх сторон. Чтобы не быть смятым, Саввин на удивление быстро спешил взвод и открыл огонь, неожиданный для неприятеля, заставив его повернуть назад. А на подмогу уже неслись гвардейцы и эскадрон казанских драгун. Заработала и батарея, стоявшая на скале. Под градом картечи турки укрылись за горной грядой. Гурко спустился вниз и поехал догонять авангард, оставив князя Евгения Лейхтенбергского с главными силами на месте.
Лошади тяжело шли пашней. Прогнав противника до высот, Гурко с кавалерией, утомлённой быстрым движением и невыносимой жарой, остановился и послал приказание главным силам присоединиться к нему. Он тут же повелел выбрать позицию для орудий на высотах, по которым турки уже открыли огонь.
Вслед за артиллеристами 16-й конной батареи подполковника Ореуса Гурко въехал на хребет.
Отсюда открылась панорама на Великотырново. Вся южная часть города лежалая как на ладони; правее, на пологом холме, было устроено турецкое укрепление, из которого и били непрерывно неприятельские пушки. Стрелки были рассыпаны у подножия холма.
Вражеские гранаты с треском и грохотом то и дело ложились вокруг Гурко и его свиты. Хребет представлял собой единственно возможную позицию для русской батареи, и турки, сообразив это, заранее пристрелялись к ней. Однако осыпаемая гранатами батарея Ореуса отвечала столь удачно, что турки сперва были вынуждены ослабить огонь, а через час и вовсе замолчали. Упорствовала одна пехота.
Три эскадрона казанских и два – астраханских драгун быстро спустились с горы и начали энергичную атаку.
Между тем жители Тырнова, взобравшиеся на крыши домов и толпившиеся на окраинах города, встретили русских возгласами радости. Когда же турки не выдержали натиска и фигурки в красных фесках начали отбегать к кладбищу и далее, на восток, болгары ударили в колокола. Настал миг победы! Гул выстрелов, гром колоколов, приветственные клики – всё слилось в единый шум.
Гурко с князем Евгением и штабом подъехал к окраине города. Часть турецкой пехоты засела в укреплениях и продолжала отстреливаться. Князь Лейхтенбергский приказал двум орудиям 16-й батареи выдвинуться на дорогу с горы и выбить стрелков. С первого же выстрела картечной гранатой окопы были накрыты, и турки начали беспорядочно отходить. Теперь пришёл черёд казаков. Они прошли на рысях через весь город и вместе с драгунами преследовали неприятеля десять вёрст.
Древняя столица Болгарии, место коронования болгарских царей и резиденция патриархов, была освобождена!
Дав авангарду отдохнуть два дня, Гурко выступил к балканским проходам. Путь его шёл к Хаинкиойскому перевалу, мало знакомому туркам: его указали русским проводники-болгары. Крутой и узкий, перевал был почти недоступен артиллерии; так что пушки и зарядные ящики солдатам пришлось тащить на руках. Передовой отряд растянулся на добрых двадцать вёрст, и когда генерал Раух был уже за перевалом, хвост колонны только ещё поднимался в теснинах.
На самом перевале был установлен деревянный столб с надписью:
«30 июня 1877 года переход генерала Рауха с конно-пионерным движением через Балканы, на 400 футов над поверхностью моря».
Каждый из проходящих офицеров спешил вписать или вырезать на столбе свою фамилию, не ведая, проедет ли он мимо этого столба назад…
4
«30 июня 1877 года. Павло.
Моя милая душка Минни!
Передовой отряд уже у самых проходов Балкан… Дядя Низи с главными силами продвигается прямо к Балканам. Нет, теперь по всему видно, что война так скоро не кончится…»
Цесаревич сидел за письмом жене, отбиваясь от полчищ мух, которые лезли в чай, в кофе, в суп, в чернильницу и гуляли по голове и в бороде. И жалили, жалили, словно слепни. Звенящая жара, с неподвижным в туманном мареве солнцем, стояла над местечком Павло, над белёными татарскими домиками без окон на улицу и над украшенными венками и гирляндами живых цветов жилищами болгар. Александр Александрович думал всё о том же – как невыносимо топтаться на одном месте и только что слышать об успехах авангарда и действиях главной армии.