Александр Керенский. Демократ во главе России
Шрифт:
– Знаю. Жестокое и кровавое, невиданное по размеру ограбление почти Государственного банка. О нем писали все газеты, – подтвердил Керенский, – большевикам досталось более 250 тысяч рублей.
– Мне известны многие подробности ограбления, – сказал Алданов, – полученные по почте деньги из столицы кассир и счетовод банка повезли в фаэтоне, за которым следовал другой фаэтон с двумя вооруженными стрелками, рядом ехал казачий конвой. В центре города с крыши дома князя Сумбатова в поезд был брошен снаряд страшной силы, от его разрыва разлетелись вдребезги стекла окон на версту в округе. С тротуара в поезд полетели еще несколько бомб, кто-то открыл по нему пальбу из револьверов. На людной площади началась отчаянная паника. Кассир и счетовод были выброшены из сиденьев первым же снарядом. Лошади бешено понесли чудом уцелевший фаэтон. На другом конце площади кто-то швырнул под ноги лошадям еще одну бомбу. Все исчезло в облаке дыма. Однако один из свидетелей увидел, что человек в офицерском мундире, проезжавший на рысаке по площади, бросился к разбитому фаэтону, что то выхватил из него и умчался с добычей, паля наудачу из револьвера по сторонам. Теперь известно, что переодетый офицером человек был Петросян – ученик и помощник Сталина, прозванный им Камо,
Алданов тяжело вздохнул и развел руками:
– Что мы можем сделать? Ничего…
– Можем! – возразил Александр Федорович, – говорить, писать. Люди должны знать об этом! Непременно!
– Я напишу, конечно, напишу, – обещал Алданов и сдержал слово. Рассказанное им вошло в статью под названием «Современники», опубликованную вскоре в Париже.
К одному из самых крупных и успешно проведенных процессов Керенский относил дело армянской партии Дашнакцутюн. Перед судом предстала вся армянская интеллигенция: писатели, врачи, юристы, банкиры… Они обвинялись в предоставлении денежных средств для революции, для осуществления террористических актов и вооруженных восстаний с целью освобождения армян, проживающих в Турции, и создания собственного государства.
Слушание началось в январе 1912 года и продолжалось до середины марта. Опросили около шестисот свидетелей. Керенский попросил судью назначить экспертизу для изучения свидетельских показаний. У него были основания сомневаться в их правдивости, но тем не менее его просьба была смелой и рискованной. Председатель суда – сенатор Кривцов – спросил у защитника: «Отдаете ли вы себе отчет, что ожидает вас в случае ошибки?» – «Да, отдаю», – ответил без колебаний Керенский. Была назначена экспертиза, которая признала фальшивыми большую часть дел. Из 145 обвиняемых 95 были оправданы. Исход процесса поднял престиж России за рубежом, особенно среди армян в Турции.
Глава пятая
Ступеньки жизни
Созыв в России Государственной думы был единодушно принят как явление прогрессивное даже со стороны многих большевиков. И не случайно Николай II дважды разгонял Думу как слишком сильное и опасное для самодержавия оппозиционное собрание. Но большевики, постоянно проваливаясь на выборах, посчитали, что царь преследует цель превратить Государственную думу в учреждение, ставящее штемпель, «одобряющее всегда и при всяких обстоятельствах самодержавную династию». Разумеется, царь ждал от думцев решений, не выходящих за рамки его правления. Тем не менее лучшие умы России заботились о проникновении в Думу людей образованных и радеющих о благе страны.
Закон о выборах, изданный в связи с разгоном II Думы и получивший название «государственного переворота 3 июня», был построен таким образом, что 63 процента всех рабочих-мужчин лишались избирательного права, женщины вообще не имели его, а остальные рабочие на каждые 125 тысяч человек могли послать лишь одного выборщика в избирательное собрание, тогда как в I и II Думе они имели одного выборщика от 90 тысяч человек. Крестьянству вместо 29 тысяч голосов, необходимых для избрания одного выборщика, по новому закону требовалось 60 тысяч голосов. Каждый крупный землевладелец проходил в выборщики от 230 своих избирателей, крупный фабрикант или заводчик – от одной тысячи! Легче стали попадать в Думу люди деятельные, образованные, обладающие доверием и уважением избирателей. И это были не обязательно землевладельцы и фабриканты. К примеру, композитор Рахманинов владел поместьем в селе Ивановка Тамбовской губернии. Многим гуманитариям земля или заводы достались в наследство. Среди них были и политики, и профессора, и юристы, и писатели, и художники, и музыканты… Лев Толстой, его жена и дети тоже числились крупными землевладельцами. Константин Константинович Станиславский (Алексеев) был из семьи крупного фабриканта. Качество избранных в Думу от нового закона не пострадало. Понесли урон большевики. Лишь единицы из них попадали в Думу, и поскольку многие находились в подполье, то, естественно, вызывали особый интерес у царской охранки, внедрившей в их ряды своих агентов, среди которых, как выяснилось позже, наиболее активными были М. И. Бряндинский (Вяткин-Кропоткин), А. И. Лобов (Мек), М. Е. Черномазов (Москвич), А. С. Романов (Пелагея) и виднейший «большевик» Р. В. Малиновский, избранный в Центральный комитет партии и прошедший от рабочей Москвы в IV Государственную думу. Царская охранка была прекрасно осведомлена о каждом шаге большевиков, знала организационные схемы большевистских ячеек и могла в любой момент ликвидировать те из них, которые считала нужным. Неусыпная слежка велась и за социал-демократами, в том числе трудовиками и лично за Александром Федоровичем Керенским, ставшим депутатом IV Государственной думы.
«Я никогда не заглядывал в будущее, – вспоминал Александр Федорович, – с самого начала политической жизни стремился служить правде и был захвачен врасплох, когда осенью 1910 года глава фракции трудовиков Л. М. Бралкон и член ЦК этой партии С. Знаменский предложили мне баллотироваться в IV Думу по списку партии. Для избирательной кампании выделили крайне трудный участок – Саратовскую губернию. Я выехал в город. Его жителям были присущи традиции свободолюбия и острое чувство независимости, уходящие корнями ко временам Пугачевского восстания XVIII века. Там я установил контакты с судьями, врачами, чиновниками… Многие из них оказались замечательными людьми. Говорили свободно, не прибегая к революционной риторике. Соперников у меня не было, хотя такого единодушного доброго отношения трудно было достичь в крестьянской курии, так как среди зажиточных крестьян и деревенских старшин было немало желающих стать депутатом Думы». Керенский прошел в Думу от города Вольска.
Следующей
Да, масонские организации возникли в XVIII и начале XIX века, были «ведущей силой в духовном и политическом развитии России». Среди масонов были верующие и вольнодумцы. Екатерина II терпимо относилась к существованию лож. Сторонница вольтерьянства и свободомыслия, она не была обременена религиозными предрассудками. Просветительская деятельность масонов заключалась в пропаганде либеральных идей. В том умышленно искаженном изображении масонства, которое стало общепринятым в период царствования Николая I, очень мало правды. Главной задачей общества масонов было объединение культурной элиты России для уничтожения абсолютизма, а также освобождения крестьянства, к которому благосклонно относился Александр I, покровительствовавший ордену. К ложам примыкали либерал Сперанский, герой войны с Наполеоном Кутузов, многие из декабристов. Однако пресса постоянно утверждала, что падение монархии и создание Временного правительства произошло благодаря тайной деятельности лож. Между тем, вступая в ложу, Керенский осознавал, что его собственные цели совпадают с целями этого общества. Русская масонская ложа была не совсем обычной, туда допускались женщины, был отменен сложный и мистический ритуал приема, разорвана официальная связь с зарубежными организациями общества. Но обязательно сохранена непременная внутренняя дисциплина, гарантировались высшие моральные качества членов и их способность хранить тайну.
В последней части своей жизни, находясь в Америке и работая в Гуверовском институте войны, революции и мира, получив легкий доступ к русскому архиву и изучая собранные там документы царской охранки, Керенский не обнаружил никаких сведений о создании общества масонов даже в циркулярах, которые касались его лично. И это вполне объяснимо: общество не вело никаких письменных отчетов, стенографирования выступлений его членов, не составлялись их списки – ни поименные, ни зашифрованные. В циркуляре № 165377 от 16 января 1915 года, о котором говорится в письме VI отделения Департамента полиции от 30 мая того же года, признается «слежка за А. Ф. Керенским, присяжным поверенным и членом партии трудовиков». Отмечается, что его противоправительственная деятельность получила подтверждение в ходе тайного и открытого наблюдения за ним и его связями. Во время своих поездок по стране Керенский неоднократно встречался со многими лицами, известными своей неблагонадежностью. В соответствии с циркуляром, чинам охранки предписывалось усилить наблюдение за А. Ф. Керенским и всю полученную информацию докладывать Департаменту полиции. Но кроме этого и еще одного, менее интересного циркуляра, среди документов царской охранки нет ни слова о Керенском, о деятельности масонов, даже о том, что высший совет органа имел право создавать специальные ложи: в Думе, среди писателей и т. д. А ведь порой на съездах общества возникали споры и разногласия по национальному вопросу, о формировании правительства, аграрному вопросу. Разногласия не наносили ущерб солидарности. «Такой внепартийный подход, – заключал Керенский, – позволил достичь замечательных результатов, наиболее важный из которых – создание программы будущей демократии в России, в значительной мере воплощенной Временным правительством. Бытует миф его противников о том, будто некая мистическая тройка масонов навязывала правительству, вопреки общественному мнению, свою программу. В действительности положение в России и насущные нужды страны обсуждались на съездах масонов людьми, которые руководствовались лишь своей совестью и стремлением найти наилучшие решения проблем. Мы ощущали пульс жизни и всегда стремились воплотить в нашей работе чаяния народа».
Осенью 1915 года во время обсуждения в Думе доклада Бюджетной комиссии Керенский обратился к министру, ведавшему Департаментом полиции: «Господин министр, у меня создалось впечатление, что ваш Департамент расходует чересчур много средств. Я, конечно, безмерно признателен директору Департамента полиции за заботу о моей безопасности. Я проживаю в доме, расположенном в глухом месте, и каждый раз, когда я выхожу на улицу, по обеим ее сторонам стоят по два, а иногда и по три человека. Нетрудно догадаться, что это за люди, поскольку летом и зимою они носят галоши, плащи, а в руках держат зонтики. Неподалеку от них стоят пролетки на случай, если мне понадобится куда-нибудь поехать. По тем или иным причинам я предпочитаю не пользоваться этими пролетками, а идти пешком. И когда я не спеша шествую по улице, меня сопровождают два телохранителя. Когда я убыстряю шаг, сопровождающие меня компаньоны начинают задыхаться от спешки. Иногда, когда я, завернув за угол, останавливаюсь, они пулей вылетают из-за угла, натыкаются на меня и, ошарашенные, кидаются обратно, оставив меня без охраны. Стоит мне немного отойти от дома и сесть на извозчика, как один из стоящих на углу кидается рысью за мной. В подъезде моего дома я часто застаю за беседой неспешных очаровательных людей в галошах и с зонтиками в руках. Мне представляется, господин министр, что от 15 до 20 человек выделены для того, чтобы заботиться о моей драгоценной персоне, поскольку они сменяют друг друга днем и ночью. Почему бы вам не посоветовать директору Департамента полиции предоставить в мое распоряжение машину с шофером? Ведь тогда он будет знать все – куда, когда и с кем я направляюсь, – да и мне это пойдет во благо: не придется тратить такую уйму времени на поездки по городу и так уставать от этого».