Александр Керенский. Демократ во главе России
Шрифт:
Уезжали из страны, уходили из жизни люди, знающие истинного Керенского, и постепенно в глазах и умах советских людей на основе этих живописных и газетных пасквилей вырисовывался определенный стереотип пустоголового и злобного неврастеника. Даже уважаемый человек, книголюб и известный фельетонист Николай Павлович Смирнов-Сокольский в тридцатые годы выступает на сцене с обозрением «Разговор с Керенским». Александр Федорович, окарикатуренный донельзя, предстает перед зрителем в виде большой куклы. Артист задает ей вопросы:
– Вы действительно считали себя вторым Наполеоном?
Кукла молчит.
– Или третьим?
Кукла молчит.
– Значит, вторым. Молчание – знак согласия, – резюмирует артист. – Почему же вы бежали не в форме императора, а в женском платье?
Кукла молчит.
– Понятно. Женское платье подходит вам больше, – шутит артист, но на этот раз, как и в течение всего обозрения, молчат
– Ваш уход! Уход на свалку истории закономерен! – пафосно заключает артист и за ноги уволакивает со сцены куклу под редкие аплодисменты зала.
Обозрение вскоре снимают с репертуара. И уже в наши дни Керенский появляется на сцене Театра на Таганке. Спектакль ставит Юрий Петрович Любимов. Роль Керенского поручают Владимиру Высоцкому. Великие, честнейшие творцы – и Любимов и Высоцкий – даже они были под тяжелейшим прессом навязанного обществу стереотипа Керенского. Редчайший случай, когда спектакль с их участием выглядел неубедительно и шел недолго. Надуманный, лживо показанный Керенский как бы сам «мстил» за себя. Как он мечтал, особенно в последние годы жизни, о том, что о нем расскажут правдиво! С его слов. Поэтому эта книга выдерживается в хронологии его мемуаров, в его оценке событий и людей того давнего и волнующего времени. Но история лучше видится на расстоянии – и достижения героя, и его ошибки, – хотя он сам прожил до девяноста лет и весьма самокритично относился к своим поступкам и решениям. Однако несомненно – цель, поставленная им, была высока и патриотична, а дела – искренни и бескорыстны. В этом нельзя отказать ему и теперь, читая его мемуары и очередную главу из них – «На пути к демократии».
Период между роспуском Думы и началом Первой мировой войны был одним из важнейших в жизни России.
9 июля 1906 года бывший саратовский губернатор П. А. Столыпин был назначен председателем Совета министров. Он был красноречивым оратором, предприимчивым человеком. Николаю II нравился задором молодости, преданностью, готовностью исполнять задуманные царем изменения в избирательном законе. «Я всегда выступал против Столыпина, – откровенно признавался Керенский, – его тактический лозунг „Вначале умиротворение страны, а потом реформы“ казался мне ошибочным. Однако, несмотря на ошибки и даже преступления, остается фактом, что в его намерения не входило ни восстановление абсолютизма, ни уничтожение народного правительства. Он стремился лишь к установлению консервативной, но строго конституционной монархии».
Выступая на заседании IV Государственной думы, Керенский подверг резкой критике столыпинскую земельную реформу: «…он разжег в деревне пламя гражданской войны». Россия не желала, чтобы правительство прибегало к кровавым расправам с политическими противниками. После учреждения Столыпиным военно-полевых судов Л. Н. Толстой обратился к правительству с глубоко волнующим обращением «Не могу молчать!» и потребовал положить конец казням. Умеренный либерал и видный оратор Ф. И. Родичев с трибуны Думы назвал петли палачей «столыпинскими галстуками». Вот почему после падения монархии в 1917 году правительство демократической революции отменило смертную казнь за все без исключения преступления. Главным инициатором отмены явился министр юстиции Керенский. Эта судебная реформа была встречена ликованием народа, по этому поводу проводились праздничные демонстрации и парады войск. Позднее, учитывая разложение армии, Керенский был вынужден ввести смертную казнь на фронте. Но его вердикт в первом варианте сразу выдвинул Россию в число самых цивилизованных стран, где судебная реформа находилась на столь же высоком уровне.
Керенский внимательно относился к деятельности Столыпина и был поражен, когда узнал о его убийстве. Драма произошла 1 сентября 1911 года в киевском театре, в партере, в нескольких метрах от царской ложи, где сидел царь с дочерьми. Столыпин был смертельно ранен полицейским агентом, бывшим анархистом. Керенского смутило, что в Киеве Столыпин почему-то оказался без охраны. Убийца был казнен с необычной поспешностью, а до этого содержался в строжайшей изоляции. Видимо, охранка, стараясь ублажить высокопоставленных врагов Столыпина, смотрела сквозь пальцы на готовящееся преступление. Керенский делает вывод: «Столыпин был для Распутина чересчур независимым и честным». Александр Федорович не видит Распутина в сонме врагов отечества, но его фигура и огромное влияние при дворе весьма показательны для нестабильного состояния страны.
Именно в периоды распада империй, разрухи и нищеты как грибы появляются на свет мнимые ясновидящие, гадалки, якобы обладающие могущественным даром, посланным им свыше. Царский двор, за всю историю Романовых бывший не раз ареной интриг, подкупов и тайных убийств, открыто стал пристанищем проходимца, которому под стать эпитет «великий». Крестьянин села Покровского Тюменского
Начальник Департамента полиции С. П. Белецкий, по должности своей наблюдавший за «старцем» и одновременно пользовавшийся его влиянием в интересах своей карьеры, написал после революции, что Распутин брал уроки гипноза и преуспел в учении. В великосветских кругах из уст в уста передавали случай «святости» Распутина, рассказывали о его чудесном даре – исцелять больных. Распутина пригласили ко двору. Наследник престола Алексей страдал гемофилией – нарушениями в системе свертывания крови и частыми кровотечениями. Наблюдательные очевидцы обратили внимание на то, что Распутин являлся исцелять наследника, когда приступ гемофилии подходил к концу. Суеверная царица и до появления Распутина прибегала к помощи странников, гипнотизеров, возила сына прикладываться к мощам, но безрезультатно. Так или иначе, но именно Распутину удавалось приостанавливать болезнь Алексея. Не будем слишком материалистичны, чтобы безоговорочно отрицать хотя бы гипнотические возможности Распутина, позволявшие ему положительно влиять на заболевание наследника. Распутин внушил царице, что без его помощи и молитв наследник умрет, погибнет долгожданный сын в семье Николая II, где до него рождались только девочки. Ходили упорные слухи о любовной связи императрицы со святым лекарем, но даже если этого не было, то спасения Алексея было достаточно, чтобы покорить ее сердце. Она писала о Распутине мужу: «Милый, верь мне, тебе следует слушаться советов нашего друга. Он так горячо денно и нощно молится за тебя. Он охранял тебя там, где ты был. Только нужно слушаться, доверять и спрашивать совета – не думать, что он чего-нибудь не знает. Бог все ему открывает». Квартира Распутина помимо обожавших его поклонниц была переполнена разного рода аферистами и дельцами. Многие назначения на самые высокие посты проходили с его участием. Стоило хорошо отозваться о, «друге» царицы – и А. Н. Хвостов попадает в министры внутренних дел. И вот Распутин, человек неграмотный, пишет записку своему протеже, без единого знака препинания, каждое слово отдельно:
«Министру
Хвостову
милой
дорогой
красивую
посылаю
дамочку бедная
спасите ё
нуждаетца
поговори сней
григорий».
Этой дамочкой была молодая и красивая замужняя женщина Е.Ф. Джанумова, мать которой, родившуюся в России, но германскую подданную, после начала войны с немцами в 1914 году, собирались выслать в Сибирь. Сестра посоветовала Джанумовой обратиться за помощью к Распутину. Вот что пишет о нем в своих мемуарах просительница: «Говорят, что он управляет Россией, все зависит от него, все судьбы государства Российского… Как это странно. Ведь он простой невежественный человек… Любопытно взглянуть на него». Это ей удастся: «Он был в белой шелковой, вышитой рубашке навыпуск. Темная борода, удивленное лицо с глубоко сидящими серыми глазами. Они поразили меня. Они впиваются в вас, как будто сразу до самого дна хотят прощупать, так настойчиво проницательно смотрят, что даже как-то не по себе делается. Вдруг без всяких предисловий протянул мне стакан с красным вином и сказал: „Пей!“ И дальше командовал он: „Возьми карандаш и пиши!“ Я стала писать. Одна пожилая дама, с благоговением глядящая на Распутина, шепнула мне: „Вы счастливая, он вас сразу отметил и…“
Заговорили о войне.
– Эх, кабы не пырнули меня – не бывать бы войне. Не допустил бы я государя. Он меня вот как слушается, я бы не дозволил воевать. На что нам война? Еще что будет то…
После завтрака перешли в другую комнату.
– Играй «По улице мостовой»! – внезапно скомандовал он, одна из барынь села к роялю и заиграла. Он встал, начал в такт покачиваться и притоптывать ногами в мягких сапогах. Потом вдруг пустился в пляс. Танцевал неожиданно легко и плавно, как перышко носился по комнате, приближался к дамам, выманивая из круга партнершу. Одна из дам не выдержала и с платочком поплыла ему навстречу.