АЛЕКСАНДР КОЛЧАК - неизвестные штрихи к портрету
Шрифт:
После гибели Колчака прошло три четверти века, но в России до сих пор имя его проклято: "ставленник Антанты", "вешатель Сибири". Но мало кто знает, что был он храбрейшим морским офицером, кавалером высших боевых орденов. И никто уже не помнит, что был он полярным путешественником, выдающимся океанографом, опередившим науку о море без малого на полвека.
Всю жизнь он честно служил России, но долг свой перед Родиной понимал, конечно, совершенно иначе, чем большевики.
Только
"Я вырос в чисто военной семье, - говорил адмирал, отвечая на вопросы чрезвычайной следственной комиссии.
– Отец мой, Василий Иванович Колчак, служил в морской артиллерии, ... был приемщиком Морского ведомства на Обуховском заводе. Когда он ушел в отставку в чине генерал-майора, он остался на этом заводе в качестве инженера... Там я и родился".
В 1888 году - в четырнадцать лет - Колчак поступил в морской кадетский корпус, где сразу обратил на себя общее внимание. Товарищ его по корпусу писал позднее: "Колчак, молодой человек невысокого роста с сосредоточенным взглядом живых и выразительных глаз... серьезностью мыслей и поступков внушал нам, мальчишкам, глубокое к себе уважение. Мы чувствовали в нем моральную силу, которой невозможно не повиноваться; чувствовали, что это тот человек, за которым надо беспрекословно следовать. Ни один офицер-воспитатель, ни один преподаватель корпуса не внушал нам такого чувства превосходства, как гардемарин Колчак".
Александр увлекался военной историей, артиллерийским и минным делом. Он неизменно шел лучшим в своем классе и при выпуске в 1894 году был удостоен первой премии, но решительно отказался от нее в пользу своего товарища, которого считал способнее себя.
Это, конечно, показательный штрих - ведь только немногие способны на самопожертвование.
После окончания корпуса Колчак вскоре начал всерьез заниматься наукой. "Я готовился к южно-полярной экспедиции, - говорил он на допросе через два десятка лет.
– У меня была мечта найти южный полюс, но я так и не попал в плавание на южном океане". Осенью 1899 года, совершенно неожиданно для себя, Колчак получил предложение Эдуарда Толля - принять участие в плавании на "Заре", в Первой русской полярной экспедиции. И без раздумий согласился, конечно.
В экспедициях, как известно, люди познаются быстро. Во время двухлетнего плавания на "Заре", во время зимовок и санных путешествий, у Толля вполне сложилось мнение о Колчаке. Здесь уместно подчеркнуть несколько штрихов - привести несколько выдержек из дневника начальника экспедиции.
"Наш гидрограф Колчак не только лучший офицер, но он также любовно предан своей гидрологии, - писал Толль во время плавания.
– Эта научная работа выполнялась им с большой энергией, несмотря на трудность соединить обязанности морского офицера с деятельностью ученого".
А в дневнике санного путешествия, оставшись один на один с Александром Васильевичем, Толль записывал: "Колчак пребывал в трудовом
Главной целью экспедиции Толля был поиск неведомой Земли Санникова, которую с начала XIX века наносили на картах к северу от Новосибирских островов. Однако поиски таинственной Земли с борта судна закончились, к сожалению, безрезультатно из-за частых туманов и сложной ледовой обстановки. Но Толль ни за что не хотел отступать.
Весной 1902 года он решился на отчаянный шаг. Во главе маленького отряда - всего из 4 человек - он уходит к острову Беннетта. Может быть оттуда - с высоких ледяных куполов - ему все же удастся увидеть желанную Землю? Хотя бы увидеть!
Отряд Толля, согласно договоренности, должен был до наступления морозов возвратиться на Новосибирские острова - там его поджидала вспомогательная партия. Но в конце декабря, когда все остальные участники экспедиции уже вернулись в Петербург, никаких известий от Толля еще не было. Судьба отряда не могла не тревожить, все понимали - нужна помощь. Предлагалось летом вновь направить шхуну к острову Беннетта, но уголь на "Заре" фактически кончился еще во время второй навигации, и доставить его в бухту Тикси, где зимовала "Заря", было невозможно.
Положение казалось совершенно безвыходным, но Колчак предложил до безумия смелый план - отправиться к острову Беннетта... на простом весельном вельботе.
Позднее на допросе Колчак вспоминал: "Предприятие это было такого же порядка, как и предприятие барона Толля, но другого выхода не было. Когда я предложил этот план, мои спутники отнеслись к нему чрезвычайно скептически... Но когда я предложил взяться сам за выполнение этого предприятия, то Академия Наук дала мне средства и согласилась предоставить возможность выполнить этот план так, как я нахожу нужным".
В Архангельском областном архиве мне удалось обнаружить рапорт уездного исправника о приезде в Мезень Колчака, который отбирал тогда привычных ко льдам мезенских поморов для своей экспедиции. Этот рапорт тоже своеобразный штрих. Судите сами, от Архангельска до Мезени более двух сотен верст, на перекладных - дорога изматывающая. Но Колчак, приехав в Мезень в 9 часов вечера и коротко переговорив с поморами, уже через три часа выезжает в Долгощелье - еще полсотни верст. Здесь тоже короткое совещание, и сразу же в обратную дорогу. За двое суток Колчак и не спал, кажется. Напористость его, быстрая и решительная распорядительность производят большое впечатление.
Надо отметить еще один штрих - познакомившись с поморами, Колчак отобрал только холостых - пусть и менее опытных: Михаила Рогачева, Алексея Дорофеева, Илью Инькова и Алексея Олупкина. Все они понимали, на что идут; понимали, что экспедиция совершенно необычная - ведь никто и никогда не отваживался плавать на шлюпке по Ледовитому океану. Риск, конечно, был чрезвычайно велик.
Колчак, кстати сказать, собирался жениться сразу после плавания на "Заре". Невеста - Софья Федоровна Омирова - ожидала его три года. Но теперь свадьба была вновь отложена: "Не сердись, Сонечка. Вот вернусь...". Наверное, думалось порой и другое - "если вернусь".