Александр Македонский. Сын сновидения
Шрифт:
Подавляющее большинство афинян одобрило эти предложения, несмотря на пламенные возражения Демосфена, который призывал город к борьбе против тирана до конца. Собрание выслушало Демосфена, но доверило ему только одно: огласить похоронное слово над павшими в битве. Документ, уже утвержденный Демадом, был еще раз ратифицирован представителями городских властей и отослан Филиппу.
Получив известие, царь немедленно послал Александра с вереницей телег, груженных прахом и костями погибших, уже кремированных на поле боя. Пленные опознали большинство из них, и, основываясь на этих сведениях, Евмен написал на каждой деревянной урне имя погибшего.
Неопознанных солдат сложили всех вместе на последние телеги, но врачи переписали внешность погибших, особые приметы, если таковые имелись, цвет волос и глаз.
Демонстрируя добрую волю, Филипп также приложил часть оружия и доспехов, чтобы облегчить опознание неизвестных воинов.
— Завидую тебе, мой мальчик, — признался он Александру, собиравшемуся в путь. — Ты увидишь самый прекрасный в мире город.
Пришли попрощаться и товарищи.
— Доверяю тебе Букефала, — сказал царевич Гефестиону. — Не хочу его утомлять и подвергать опасностям долгого пути.
— Я буду холить его, как возлюбленную, — ответил друг. — Можешь быть спокоен. Жаль только, что…
— Что?
— Что ты не доверил мне также и Кампаспу… позаботиться о ней.
— Замолкни! — рассмеялся Александр.
Конюх подвел крепкого вороного коня, царевич вскочил на него и дал команду отправляться.
Со страшным скрипом длинная вереница повозок двинулась в путь, вслед за ней пешком отправились пленные афиняне, каждый нес узелок со скудными личными вещами и пищей, какую смог раздобыть. Демаду, учитывая его роль в заключении мирного договора, дали лошадь.
Между тем погибшие фиванцы лежали непогребенными, и их клевали вороны и стервятники, а ночью грызли бездомные псы и ночные хищники на глазах у матерей, пришедших из Фив и толпившихся, жалостно голося, на краю лагеря. Другие, за стенами Херонеи, выполняли темные ритуалы проклятий, призывая на Филиппа страшную смерть.
Но пока что их мольбы и проклятья ни к чему не привели: царь упрямо отказывал побежденным врагам забрать своих мертвых и похоронить их, поскольку считал фиванцев предателями.
Наконец, склонившись перед настойчивыми уговорами собственных друзей, боявшихся последствий такого поведения, царь уступил.
Фиванцы покидали свой город в траурных одеждах. Им вослед неслись стенания плакальщиц. Они выкопали огромную яму и сложили туда жалкие останки своих юношей, павших в сражении, а над могилой насыпали холм, рядом с которым вскоре поставили огромную каменную статую льва, символизирующую мужество этих воинов.
С фиванцами тоже был заключен договор о мире, но им пришлось согласиться на присутствие в своем акрополе македонского гарнизона, распустить Беотийский союз и присоединиться ко всеэллинскому союзу Филиппа.
Александра приняли в Афинах как уважаемого гостя и выказали ему всевозможные почести. В знак благодарности за его благочестивую миссию и за доброе обращение с пленными городской совет постановил воздвигнуть на площади его статую, и царевичу пришлось позировать для великого афинского скульптора Протагена, хотя в свое время он и говорил, что доверит изображать себя только Лисиппу.
Демосфен, которого, несмотря на поражение, сограждане все еще очень любили, был выслан на Калабрию, маленький островок напротив города Трезена, чтобы избежать столкновений между двумя партиями.
Александр все понял и мудро решил ни о чем не спрашивать. Закончив официальные дела, он изъявил желание посетить акрополь, о котором Аристотель рассказывал ему чудеса, показывая изображения тамошних монументов.
Царевич поднялся туда однажды утром после ненастной ночи и был потрясен пышностью красок и невероятной красотой статуй и росписей. Посреди широкой площадки возвышался Парфенон, увенчанный огромным тимпаном со скульптурной группой работы Фидия, изображавшей рождение Афины изо лба Зевса. Гигантские статуи удачно размещались на скатах крыши: главные персонажи стояли в центре во весь рост, а постепенно удалявшиеся к краям опустились на колени или лежали.
Все они были раскрашены яркими красками и украшены металлическими фрагментами из бронзы и золота.
Рядом со святилищем, слева от входной лестницы, возвышалась бронзовая статуя — также творение Фидия, — представлявшая богиню Афину в доспехах, держащую в руке копье с золотым наконечником. Его сверкание было первым, что видели афинские моряки, возвращаясь в порт из дальних путешествий.
Но еще большие ожидания Александр связывал с гигантской культовой статуей внутри храма, тоже созданной гением Фидия.
Он вошел в храм тихими шагами, выказывая почтение к священному месту, обители божества, и оказался перед колоссом из золота и слоновой кости, о котором слышал чудесные рассказы с раннего детства.
Воздух внутри целлы [14] был насыщен ароматами, которые постоянно испускали священные курительницы, возожженные в честь богини. Все помещение было погружено в полумрак, так что золото и слоновая кость, из которых была сделана статуя, производили еще более магическое впечатление, поблескивая в глубине двойного ряда подпиравших крышу колонн.
14
целла — внутренняя часть культовых зданий, где находилось изображение божества
Доспехи и пеплос до пят, а также начищенный шлем, копье и щит богини были из чистого золота; лицо, руки и ступни ног — из слоновой кости телесного цвета. Перламутр и бирюза воспроизводили зеленоватые глаза божества.
Шлем имел три гребня из конского волоса, окрашенного в красный цвет, средний поддерживал сфинкс, а боковые — два пегаса. В правой руке богиня держала образ крылатой Победы, большой — как говорили, в человеческий рост, — и, стало быть, статуя Афины целиком имела в высоту не менее тридцати пяти футов.