Александр Невский. Сборник
Шрифт:
Тверской князь, разумеется, знал об этом и был искренне благодарен «другу».
Но он не мог знать, что, когда Свидрибойло остаётся наедине с Ольгердом, он поёт иную песню. Он, правда, не отказывается от того, что Твери надо помочь, иначе сильно возвысится Москва, но добавляет, что подать помощь надобно позже.
— Зачем торопиться? — говорил он. — Пусть они подерутся, а мы потом успеем встать на сторону Твери. Зачем нам первым лить за чужих литовскую кровь? Пусть, наконец, тверскому князю вперёд поможет Орда.
Слушал старый князь литовский эти речи и не мог не согласиться, что Свидрибойло судит здраво.
Вследствие этого хотя Ольгерд твёрдо обещал помощь Михаилу Александровичу, но, когда тот требовал немедленного выступления, ему отказывали.
Причины приводили разные. То часть войска надобно теперь выслать к немецкому рубежу, то поход глубокою осенью неудобен: надо подождать зимы, когда реки замёрзнут и дороги станут хорошими.
Как ни бился тверской князь, кроме обещания ничего не получал.
Видя Михаила Александровича грустным, Свидрибойло выказывал ему притворное сочувствие.
— Будь моя воля, я бы сейчас пошёл с войском, — говорил он, — но великий князь не хочет. Я его и так и этак уговаривал... Он все говорит, что ещё время терпит.
Время-то, может быть, действительно терпело, да князю-то не терпелось.
Напрасно он прибегал к сестре с просьбой «похлопотать» за него перед мужем; хлопоты её не увенчивались успехом: влияние коварного княжеского друга было сильнее.
Однажды, как бы желая утешить печального Михаила Александровича, Свидрибойло подал ему совет:
— А знаешь, княже. Поезжай к себе и начни войну с Москвой. Как только об этом узнает Ольгерд, он сейчас двинет рать тебе в помощь.
— Так ли?
— Голова моя в том порукой.
Князь тверской ухватился за эту мысль.
Совет казался ему хорошим; тем более что он засиделся в Вильне, да и хотелось поскорей ринуться на Москву.
Заручившись снова твёрдым обещанием Ольгерда оказать ему помощь, он уехал в Тверь, полный надежды, что теперь справится с Димитрием Иоанновичем.
Ко времени его прибытия в свою область Вельяминов и Некомат ещё не вернулись из Орды.
Приходилось ждать их и медлить с открытием военных действий.
Литва Литвой, но и Орда нужна.
Кроме того, посланцы должны были привезти от хана новый ярлык на великое княжение. Тогда повод к войне был бы самый законный.
X. В ОРДЕ
Долог путь до столицы Орды — Сарая. Сперва — дремучие леса, потом степи бесконечные, унылые, прерываемые порою ещё более унылыми солончаковыми пустынями.
Утомились в дороге Некомат и Вельяминов со своими спутниками.
Поэтому, когда однажды около полудня вдали показались многочисленные сараевские юрты, они были рады. Быть может, их в Орде ждала горькая участь, но всё же они радовались, вырвавшись из угрюмых лесов, из унылых степей и пустынь.
Когда они приблизились к городу — если так можно назвать множество в беспорядке раскинутых юрт и кибиток, — им навстречу с гиком вылетел конный отряд татар и кольцом окружил их.
Путники сразу сделались пленниками.
Какой-то татарин, получше других одетый, вероятно главный, стал расспрашивать.
Ему отвечал толмач, что они послы к хану от князя тверского, везут дары ему и должны вести переговоры.
Услышав имена хана и князя, главный приложил руку ко лбу и сердцу и стал заметно почтительнее с путниками, так как особа посла была неприкосновенна даже в глазах диких татар.
Он передал своим подчинённым, кто едет, и лица их заметно вытянулись: степные хищники давно уже бросали алчные взгляды на поклажу путешественников, а теперь славная добыча ускользала из их рук.
Послов прямо провели к большой юрте из узорных ковров и оставили перед нею.
Конвойный перемигнулся с начальниками стражи, стоявшей у входа, и тот, окинув прибывших беглым взглядом, вошёл в юрту, вскоре вернувшись со стариком, одетым в богатый, тканный золотом халат.
Старик через толмача приказал прибывшим выдать всё имевшееся у них оружие и, когда они, хотя и не без колебания, на это согласились, сделал знак следовать за ним.
Пошли толмач, Некомат, Вельяминов и трое слуг, нёсших дары.
Юрта разделялась на несколько отделений. В первом из них послам пришлось долго ждать, пока куда-то скрывшийся старый мурза снова не появился.
— Хан допускает вас до своих очей, — сказал он и ввёл во вторую, гораздо более обширную часть юрты.
На мягкой подушке, поджав ноги, сидел плечистый татарин с угрюмым лицом и хищным взглядом раскосых глаз.
Это был всесильный хан Мамай.
Старик мурза заставил прибывших вместе с ним пасть ниц.
Послам крепко не по сердцу было подобное унижение, но они принуждены были покориться необходимости.
«Перед великим князем московским так не кланялись, а тут на! — перед бритым нехристем», — с неудовольствием думал Некомат, лёжа на ковре ханской юрты.
Наконец послышался скрипящий голос хана:
— Встаньте, рабы мои урусы!
Толмач немедленно перевёл.
Некомат и Вельяминов встали, разложили с помощью своих слуг подарки, после чего Иван Васильевич сказал:
— Господин наш, князь тверской Михаил Александрович, шлёт тебе, великий хан, сии дары как дань и просит его пожаловать — не побрезговать принять их. А ещё приказал он нам передать, что шлёт свой низкий поклон... Ещё велел вопросить, в добром ли ты здравии находишься и приказал нам отдать сие письмо в твои державные руки.