Александр Невский. Сборник
Шрифт:
— В Дебри... посоветоваться с Славошей! — презрительно, смерив его взглядом, ответил Мстислав.
Воевода сразу понял, что это значит.
— Господи! — воскликнул он, поднимая взор к небу. — Велико Твоё милосердие... Прости меня многогрешного... Будь покровителем моему бедному ребёнку и сохрани его от рук нечестивых врагов!..
Отряд в мёртвом молчании отправился по дороге, ведущей в Берестово и к Печерской лавре.
Чрез два часа этот же отряд вернулся на княжеский двор, но
В Киеве воцарилась тревожная атмосфера, и все с ужасом ждали завтрашнего дня. Сегодня людей тиранил и вешал Мстислав, а завтра, быть может, то же самое будут делать Изяслав или Болеслав.
На следующий день духовенство с мощами, хоругвями и образами вышло далеко за Золотые ворота. Депутаты несли хлеб-соль и ключи от города. За ними тянулись толпы испуганных людей всех званий.
Когда вся эта процессия подошла к реке Лыбеди, войска Болеслава и дружина Изяслава начали переправляться через реку. Киевляне остолбенели от страха при виде многочисленного войска в блестящих шлемах и панцирях.
Изяслав с Болеславом ехали впереди. Подъехав к группе людей, выдвинувшейся вперёд, они остановились; духовенство осенило их крестами, а остальные упали на колени и хором, прокатившимся глухим стоном, воскликнули:
— Милости, милости просим!..
Из толпы вышел киевский тысяцкий и с поклоном поднёс князю на серебряном блюде ключи от городских ворот.
— Милостивый князь, — сказал он, — киевляне просят прощения. Мы станем повиноваться тебе, возьми ключи от города и правь нами!
Послы вручили князю ключи. Теперь только покорностью они и могли усмирить бурю, грозившую им.
Изяслав принял ключи и торжественно вошёл в город.
Князь и король уже давно расположились на княжьем дворе, а войска всё ещё продолжали входить; казалось, что им не будет конца. За ляшскими латниками, закованными в тяжёлые немецкие доспехи, ехала лёгкая кавалерия, за ними шла дружина Изяслава, потом княжеская и боярская рать, а затем ляшская и Полянская пехота с обозом и запасными лошадьми.
Желая смягчить гнев князя и расположить к себе короля польского, киевляне начали сносить на княжий двор богатые подарки, и не прошло нескольких часов, как просторная площадь была завалена грудами собольих и куньих шуб, тканями, переливавшимися яркими цветами, и искрившейся на солнце золотой и серебряной утварью.
— Видно, ты порядочно насолил киевлянам, — сказал король Изяславу, — если они так кланяются тебе.
— Да, кланяются, — ответил князь, — но я не особенно верю их поклонам... Знаю я их!
— Боишься? — пошутил Болеслав.
— Не боюсь, а знаю! — подчеркнул князь. — Кажется, всё спокойно, а только крикнет кто-нибудь: «Зачем впустили этого рыжебородого в Киев? Да разве не найдётся лучших князей?» — и этого будет достаточно, чтобы всё изменилось...
Приближался вечер. Большая часть войска уже была расставлена по квартирам. Для Болеслава и приближённых Изяслав определил Красный двор над Днепром; король намеревался отправиться туда только завтра, а первую ночь провести с князем.
Не успели ещё успокоиться на княжеском дворе, как на Подоле ударили в вечевой колокол.
Посланный на вече отрок вернулся и доложил:
— Киевляне боятся ляхов, милостивый княже, и желают, чтобы ты приехал на вече и поручился за их безопасность... Иначе угрожают взбунтоваться до последнего человека и драться с войсками до тех пор, пока их всех не перебьют.
Выслушав молча отрока, Изяслав выслал его.
— Ну вот, видишь, — обратился он к Болеславу. — Что я тебе говорил.
— Ты уже слишком много позволил Мстиславу, — задумчиво сказал король.
— Этого не воротишь... Я знаю, что они боятся не столько ляхов, сколько вот этой руки!
При этом князь поднял свою руку.
Настало минутное молчание.
— Надо тебе, милостивый король, — продолжил он, — съездить к ним... Убеди их, что ты приехал ко мне как гость и скоро уедешь...
Болеслав, позвав отрока, велел седлать коней и в сопровождении конного отряда отправился на вече.
У него достаточно было смелости, чтобы удовлетворить своё любопытство. Ему хотелось видеть бушующую народную волну, которая, расходившись, свергала князей с престола.
Киевляне тут же узнали, что сам король приедет на вече. Весть эта молнией пролетела по всему Подолу.
Вскоре королевский отряд остановился на площади, где висел вечевой колокол. Варяжко подошёл к королю и спросил:
— С миром или с войной приехал ты к нам?..
— С миром, с миром, киевляне! — громко сказал польский король. — Мой свояк Изяслав просил меня защищать его от Всеслава, и я обещал ему, но я не намерен воевать с народом.
— Умные речи твои, король, — отозвался белгородский посадник. — Народ виноват лишь в том, что желает спокойствия и добра.
При этом он повернулся к народу, толпившемуся вокруг колокола, и громко крикнул:
— Слышите, что говорит король? Он не желает нашей гибели...
— Не желаю, киевляне, — повторил Болеслав. — Мы только отдохнём и вернёмся восвояси, не причинив вам никакого вреда.
Варяжко торжествовал.
— Мы верим тебе, — сказал он королю. — Будь нашим гостем и оставайся с нами, пока тебе не надоест: а если на нас обрушится гнев князя нашего Изяслава, просим быть нашей защитой. Если ты любишь свой народ, то и нам зла не пожелаешь.