Александр Невский
Шрифт:
Александр как в воду глядел, но, увы, даже он не смог предвидеть, во что выльется вмешательство татар в дела русские. Но все это было впереди. А пока…
Ярослав Тверской, не решившись пойти на Новгород (брата он сильно побаивался), отправился с дружиной добывать себе Переяславль, заручившись словом Андрея не вмешиваться в спор со старшим братом. Поскольку все братья в свое время родились в Переяславле, все и считали его своим городом. И Ярослав, дабы навсегда утвердиться
Пожалуй, один Александр понимал, сколь неуместна ныне ссора между своими. И послал вдогон Ярославцу гонца с требованием воротиться в Тверь и не сеять смуту в гнезде Ярославовом.
Подражая покойному отцу, Ярослав отвечал зло и дерзко (благо был далеко от брата): «Пусть всяк владеет тем, чем владеет. Я владею ныне и Переяславлем».
Андрей на просьбу Александра «усовестить безумца» вообще никак не отозвался, а гонец, воротившийся из Владимира, на словах сообщил:
— Князь Андрей на рать готовится, кует оружие, войско сбирает.
— На кого?
— Не ведаю. Но в народе сказывали — на татар, мстить за прошлые обиды.
— Безумцы! — вскочил Александр со стольца. — Они же погубят Русь совсем.
Вскоре из Сарая явился старый знакомый Каир-бек, и тоже с важной новостью: великая ханша Огул-Гамиш уступила престол хану Мункэ. Князь знал, что скрывалось за словом «уступила». Огул-Гамиш просто-напросто свергли сторонники Батыя. Нет, не зря она опасалась Сарая. Оттуда и пришла ее погибель.
— Мой хан зовет тебя, князь, — говорил Каир-бек. — Надо скоро-скоро Сарай бежать.
Посланец Батыя оказался верен себе: сообщив безвозмездно повеление хана, далее соглашался говорить лишь за мзду.
— Ежели хорошо платишь, князь, то я тихо-тихо ухо говори, зачем зовет тебя хан.
Александр засмеялся, кинул татарину калиту. Тот поймал ее, без стеснения взвесил на ладони, вздохнул, словно продешевить боясь.
— Хан тебя великим князем делать хочет. Вот.
— Ну спасибо за весть, — отвечал Александр, и без Каир-бека догадывавшийся о причине вызова.
Но как ехать, если на Руси черт-те что творится? Родные братья выпряглись, творят несуразное. Спасибо, хоть Константин сидит тихонько в Угличе. Но Ярослав-то, Андрей!.. Какого рожна им надо? Чего ищут себе? Чести? Так погибели накличут, и не только на себя, на всю Суздальщину.
«Ну ладно, получу ярлык на великое княженье, ворочусь, я им покажу, где раки зимуют. Я им задам чести».
Так думал князь, отправляясь в Сарай.
На этот раз Батый встретил его милостиво и на удивление дружелюбно. Сразу предложил выпить с ним кумыса, и Александр взял в руки серебряную чашу с напитком, к которому уже привык за прошлую поездку и даже полюбил за ядреность и крепость.
Одно смущало: уж больно много было в кумысе грязи, — но и от этого князь знал, как уберечься: всякий раз тихонько крестил чашу и шептал: «Господи, помилуй». И ничего, господь миловал, проносило.
— Ну что, Александр, ныне отдаю тебе всю Русь. А ты, вижу, не радостен отчего-то. А? — Батый, хитро щурясь, посмеивался.
«Неужто догадывается, что творится у нас?» — думал Александр, а вслух сказал:
— Спасибо, хан. Но великое княженье и великие заботы наваливает на выю.
— А как же. Твой брат Андрей не гож на это. Платит выход мало и неисправно. Не знаешь, отчего?
— Не знаю.
— Плохо, что не знаешь. Ведь вы братья.
— Не слушает он меня. Молод еще, глуп.
— Вот то-то что глуп, — сказал Батый, опуская взгляд в чашу. — Но ничего, скоро умнеть начнет… — И улыбнулся как-то нехорошо.
Князь не придал особого значения этой улыбке, только потом, много позже, вспоминая этот разговор, вполне оценил ухмылку Батыя. Слишком дорого она отчине обошлась.
— И Даниил совсем нехорошо поступил, — продолжал Батый. — Со мной кумыс пил, мирником звался, и нате, союз против меня учиняет с уграми и литвой. Кому верить после этого?
Хан умолк, и Александр понял, что надо смотреть ему в глаза, — он ищет сам взгляда собеседника, дабы убедиться: а тебе можно верить?
Князь выдержал этот лукавый и нелегкий взгляд. Впрочем, ему это нетрудно было — он действительно хотел мира с Сараем и был с Батыем вполне искренен. Правда, он умолчал о ссоре меж братьями, но это уже их личное дело, разберутся и без хана.
— Вот и надумал я ослушника наказать, — опять заговорил Батый. — Послал на Даниила десять туменов под рукой воеводы Куремсы, воина славного и искусного. Как думаешь, хватит силы с ним управиться?
«Десять туменов, это же сто тысяч, — подумал Александр. — Сомнут Даниила они, сомнут. Ведь говорил же ему».
— Что ж молчишь? — спросил хан и напомнил: — Я спрашиваю, достанет ли десяти туменов на Даниила?
— Достанет, хан, — вздохнул князь. — Это даже очень много.
Он и не догадывался, что Батый обманывал его, преувеличив рать Куремсы почти в два раза. Хан знал: никто считать войско не станет, а вот страх перед силой тут и явится.
— А тебе, вижу, жалко Даниила, Александр, — спросил Батый испытующе.
— Не так Даниила, хан, как отчину.