Александр Невский
Шрифт:
Сава-летун оказался неказистым, худощавым мужиком с остренькой бородкой, но руки, мявшие много лет кожу, были жилисты и сильны. На нижней ступени паперти Сава возился с крыльями. Холст был натянут на тонкие ивовые прутья, выгнутые по форме птичьего крыла. Внизу под крыльями были пришиты петли для вдевания рук.
— А хвост будет? — спросил Александр.
Сава, занятый прилаживанием крыльев, или не расслышал из-за шума, или уже устал отвечать любопытным. Он промолчал. Тогда Ратмир шагнул к
— Ай оглох? Княжич тебя спрашивает: хвост будешь иметь?
— А как же. Эвон он, — кивнул Сава на ступеньку. Там лежал хвост, сделанный тоже из холста и ивовых прутьев.
— А куда ж ты его крепить станешь? — спросил Александр.
— Это как взберусь на колокольню, привяжу к ногам сзади. В небе-то ноги ни к чему.
Княжич наклонился, поднял «хвост», осмотрел его, покачал головой с сомнением.
— И полетишь?
— Полечу, Ярославич, — уверенно отвечал Сава и уж негромко добавил: — Должон полететь. Чай, все, как у птицы, сотворил. Сила в руцех есть, чего ж еще надоть? Полечу.
Он затянул завязки широкого пояса, кивнул Ратмиру:
— Встреми сзади талины-те [69] .
Ратмир зашел к нему за спину, присмотрелся к устройству, нашел на лямках, как раз напротив лопаток Савы, пришитые холстины, встремил туда длинные концы талин.
— Хорошо вошло. Хорошо.
И сразу же крылья за спиной Савы обрели настоящую форму, приподнялись.
— Господи, — испуганно закрестился какой-то муж, — истинно, аки у ангела. Хошь на икону.
69
Талины — здесь: палка из тальника.
А Сава меж тем вставил руки в лямки и три раза взмахнул крыльями. Шум прошел по толпе, заревел со страху какой-то младенец. Побледнел и перекрестился поп, издали наблюдавший.
Сава выгнул руки из лямок, оттолкнул локтями крылья за спину.
— Ну, кто со мной наверх пойдет?
Все молчали, никто с места не двигался.
— Мне ж крылья позади оберегать надо, да и хвост же нести, — пояснил Сава.
Но кому была охота связываться с делом неведомым, которое, сказывают, сам владыка поносил? Нет, уж лучше постоять, посмотреть, невелик грех.
Ратмир и княжич переглянулись. Александр лишь глазами знак дал.
— Я пойду с тобою, — сказал решительно Ратмир, поднимая с земли «хвост».
Томительно долго текло время, пока карабкался летун на колокольню. Но вот наконец он появился в проеме колокольни. Внизу сразу все притихли, задрали головы кверху. Сава ступил на самый край и, обернувшись назад, сказал Ратмиру:
— Вяжи хвост.
Ратмир засуетился, взялся привязывать хвост. Это оказалось не очень просто, пришлось тоже вылезать на край проема, что было страшно.
— С твоим хвостом я вперед улечу, — ворчал Ратмир.
— Прости, — лепетал виновато Сава, продевая руки в лямки на крыльях. — Ты уж не серчай.
Наконец хвост был закреплен, можно было лететь.
Сава поднял крылья и… замер. Замерла и затаилась толпа внизу.
— Семе-он, — вдруг позвал сдавленным, перехваченным от волнения голосом Сава. — Семе-он!
— Что, Сава? — отозвался откуда-то из самой гущи толпы жалобный голос.
— Передай женке, чтобы она моих долгов на себя не взваливала. Слышь? С меня пусть и спрашивают, с живого ли, с мертвого. Слышь, Семе-он?
— Слышу, Савушка, слышу, — отвечал Семен. — Живота не пожалею, исполню.
И опять наступила жуткая тишина. Вдруг правое крыло летуна подалось вперед, никто не понял — зачем? А это Сава по привычке перекреститься хотел, прежде чем лететь, ан крыло-то удержало руку. Не оборачиваясь, Сава попросил Ратмира:
— Муже, ради бога, перекрести меня с любовью да верой. А? Перекрести.
Ратмир перекрестил летуна.
Сава подался вперед всем телом, какое-то мгновение удерживался на самой кромке и, молвив: «Господи, помилуй…», оттолкнулся.
Люди внизу ахнули и; чтобы не попасть под летуна, кинулись врассыпную.
Сава летел! Ему не удавалось взмахнуть крыльями, и он, подобно коршуну, парил, опускаясь все ниже, а ветер уносил его к Волхову. Но достичь реки Саве не суждено было, слишком быстро он снижался. С лета ударился Сава в новенькую клеть купеческого склада и упал навзничь, ломая крылья.
Толпа ринулась к тому месту. Люди были так поражены свершившимся, что дружинникам пришлось силой пробивать княжичу дорогу к летуну.
Княжич склонился над Савой, чтобы узнать, жив ли он. Кто-то протолкался с чумом воды и плеснул в лицо летуну. Сава заворочался, открыл залитые кровью глаза.
— Слава богу, живой, — обрадовался княжич.
Сава фыркнул, разбрызгивая с лица кровь и воду, приподнял голову и со всхлипом прошептал:
— Летел. Господи, летел ведь я!
Он узнал княжича, склонившегося над ним, засмеялся радостно:
— Слышь, Ярославич, летел я. Правда, летел?
— Летел, летел. Ты глянь на себя, на крылья.
Но Саву вид сломанных крыльев и даже кровь нисколько не расстроили. Он стал подниматься и сбрасывать с себя обломки, все более и более заражаясь радостью.
— Что мне крылья, я новые сотворю. И полечу сызнова. Полечу-у-у.
Безграничная вера Савы в свой грядущий успех пришлась по душе княжичу. Александр снял с пояса калиту, кинул Саве.