Александр Невский
Шрифт:
Князь Александр нахмурился, кивнул Сбыславу: «Выйди», наклонился к жене, шепнул ей словечко, поднялся из-за стола. В Торопце не было княжеских сеней, а все дома и клети были заняты гостями, приехавшими на свадьбу. Дружинники жили в шатрах за крепостной стеной. Князю ничего не оставалось, как позвать Сбыслава в терем, приготовленный для новобрачных.
Когда он стал подниматься на крыльцо, навстречу ему кинулась старуха из постельничих. Замахала руками, зашипела угрожающе:
— Сюда нельзя. Здесь покои молодым уготовлены.
Александр
— Грамоту! — приказал князь, как только Сбыслав переступил порог опочивальни.
Грамота была от владыки Спиридона. Благословив в первых строках брак князя и пожелав ему счастья, Спиридон сообщал с тревогой, что папа римский Григорий IX натравливает на Русь католиков, заранее прощая им грехи за убиение русичей. От такого высочайшего благословения воспрянули рыцари ливонские и свейские, взалкали земель русских и крови христианской. Далее владыка предупреждал, что великий князь литовский, Миндовг, теснимый Ливонским орденом, почти наверняка пойдет на захват княжеств русских.
В конце грамоты Спиридон просил князя поскорее быть в Новгороде, дабы самолично пресечь наветы боярские. Что это были за наветы — владыка не сообщал, но Александр догадывался. Окончив чтение, повернулся к Сбыславу.
— Что там бояре?
Сбыслав помялся, не хотелось сообщать князю неприятности в такой день. Да делать нечего, надо. Вишь вперился очами, ждет и соврать не даст.
— Да говорят, что-де князь за невестой в приданое вместо имения забот наберет. То, мол, кое-как боронили земли свои, теперь еще полоцкие заслонять от литвы придется.
— Дур-раки! — крикнул Александр. — Тар-раканы запечные! Дале носа своего ничего не зрят.
И умолк князь, вспомнив вдруг, что ведь и владыка в грамоте на то же намекает, говоря о возможном захвате Полоцких княжеств.
В дверях появился князь Брячислав, спросил встревоженно:
— Уж не рать ли, Ярославич?
— Да нет пока. Грамота. Читай.
Князь Брячислав прочитал. Стал молча сворачивать свиток.
— Ну что? — спросил Александр.
— Что, — пожал плечами Брячислав. — Меж строк зрю я, тебе, Ярославич, за союз наш кое с кем в Новеграде воевать придется.
— Но не с владыкой.
— Не знаю я. — В голосе Брячислава почудилась печаль. И Александр вдруг засмеялся, обнял тестя.
— Не горюй, Брячислав Василькович, на то мы и князья, чтобы воевать. Не с погаными, так с рыцарями, не с рыцарями, так со своими единоверцами.
— Вот то-то, веры единой, а зрим врозь.
— Идем на пир, князь.
Сбыслав понял, что веселость Александра напускная, но решил подхватить его слова.
— Может, потому и дуются бояре, Александр Ярославич, что попировать на твоей свадьбе не довелось.
— Попируют и они, — отвечал Александр и приказал Сбыславу: — Скачи сей же час в Новгород, скажи Федору Даниловичу, пусть готовит свадебный пир на Дворище.
Уже на крыльце, когда Сбыслав приотстал, князь Александр шепнул тестю:
— Я им на этом пиру калиты-то повытрясу.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗА ЗЕМЛЮ РУССКУЮ!
XVI
УГОВОР ВО ХМЕЛЮ — ПРИГОВОР С ПОХМЕЛЬЯ
Князь Александр Ярославич сдержал свое слово — закатил свадебный пир на Ярославовом дворище. Потешил спесь боярскую, ублажил купецкую братию.
Боярин Прокл Гостята, недолюбливавший Александра, захмелев, лез целоваться к князю, вопя на все застолье: «Люблю-у-у!»
Заметив, что господа новгородцы уже напились изрядно и уж забыли, по какому такому случаю веселье, Александр кивнул Феодосье Игоревне. Мать без слов поняла сына, увела Александру из-за стола. Обе княгини потихоньку уехали на Городище.
Кое-как Степану Твердиславичу удалось угомонить застолье, чтобы дать возможность Александру Ярославичу молвить слово.
— Господа новгородцы, — начал князь, — хоть и родился я в Переяславле, но вспоил и вскормил меня Новгород…
— Верна-а-а, — рявкнул Гостята, но его ткнул в бок купец Житный.
— … И потому, славные мужи, град сей мне люб и дорог, как и вам, — продолжал Александр. — Но что значит любить без возможности заступить его перед ворогом, заслонить от загона разбойного? Какая корысть от такой любви земле Новгородской?
— Верна-а, — зашумели на другом конце стола. — Верна-а-а!
— Я знал, что вы меня всегда поддержите, славные мужи. Ведомо вам, что с заходней стороны досаждает нам литва. И набегают они от Шелони. Для того чтобы пресекать загон в самом его начале, умыслил я строить крепость там.
Тут вскочил купец Житный, закричал:
— Верно, Александр Ярославич! Сколь на Шелони наших людей было ограблено, товару сколь сгинуло. Верно! Ставь крепость!
Нет, не промахнулся князь Александр, закатив пир для знати новгородской. Не промахнулся. Уговорив их во хмелю, с трезвых назавтра взял приговор, а главное, деньги немалые выбил на строительство сторожевых крепостей.
Кряхтели купцы, бояре, развязывая свои калиты. А протрезвевший Гостята по углам наушничал: «Нашему князю перст в рот положишь, всю лапу оттяпает. На кой нам те крепости у черта на куличках? Али у Новгорода свои стены худы? Да за такие куны, что на крепость отвалили, мы семь раз от поганых откупились бы. А ему хошь до Переяславля дорогу гривнами устели — все мало. Попомните мое слово, наплачемся от него».
Находились такие, что слушали Гостяту со вниманием, поддакивали. Куда ни кинь, ведь правду молвит боярин. Истинную правду. В калитах-то эвон как поубавилось!