Александр Невский

Мосияш Сергей Павлович

— Ну-тка к нам на угощенье!

— Ну куда же вы? Нагадили, насрамили, а прибирать кто? А?

К князю подбежал возбужденный Миша.

— Ярославич, вели покойников их сплавить следом.

— Как?

— Эвон мы три шнеки взяли, туда их покидаем.

— Кидайте.

Миша убежал. Александр обернулся, поманил к себе Сбыслава Якуновича.

— Возьми отроков, собери сначала раненых, потом убитых.

Подъехал Пелгусий, бледный, взволнованный.

— Поздравляю, Александр Ярославич,

поздравляю со счастливой ратью.

— Спасибо, Филипп, — кивнул князь. — Что у тебя с ухом?

— Копьем задело, Александр Ярославич. Где скудельницу копать велишь для свеев побитых?

— Миша с дружиной их в шнеки мечет.

— Однако шнек не хватит для всех-то.

— То верно, Филипп, иссекли изрядно. Копайте, где шатер Биргеров стоял. Место приметное, пусть ведают, что ждет алкающих земель наших.

До самой ночи возились воины, очищая поле, сбирая оружие. Шнеки, доверху нагруженные побитыми шведами, решили потопить. Несколько ижорцев на легких долбленых лодьях догнали шнеки, пустили их ко дну.

Убитых русских снесли на холмик, сложили в ряд. Их оказалось всего двадцать человек, и князь велел всех везти в Новгород, чтобы похоронить со всеми почестями.

Наступившая ночь была светлой и тихой, долго не гасла заря. Там и сям запылали костры, забурлило варево.

Александр знал, что Ратмир убит, но еще не хотел этому верить.

— Где? — спросил негромко у Светозара.

— С краю положил я его.

— Покажи.

Они прошли к убитым, аккуратно уложенным в ряд. Руки у всех, как и полагается, были сложены на груди. Александр узнал Ратмира по бахтерцу, который сам подарил ему два года назад. Лицо было прикрыто какой-то тряпкой. Князь только головой мотнул, и Светозар понял знак: быстро наклонился, сдернул тряпку с лица убитого.

Лицо Ратмира казалось белее снега, лишь темнели впадины глаз. Александр долго смотрел на него. Потом медленно потянул из-за спины плащ и, раскинув его, накрыл им Ратмира. Перекрестился, прошептал:

— Упокой, господи, раба твоего.

Потом князь повернулся и медленно пошел к реке. Он был задумчив и печален. Светозар шел следом.

Александр остановился на невысоком обрывчике у самой воды. Долго смотрел на бегущую мимо Неву, на вечернюю зарю, отражающуюся в ней. Ушел из жизни дорогой для него человек. Ушел не простившись. «Эх, Ратмир, Ратмир».

За спиной князя утихал лагерь, откуда-то со стороны доносилась не то песня, не то причитания:

Ой ты, рученька моя, уязвленная — а-а-а-а! Успокоить чем тебя, неутешную — у-у-у-у!

— Кто это? — спросил Александр, не оборачиваясь.

— То Сава мается, — отозвался Светозар, — руку мечом ему раздробили свеи.

— Пусть водой холодной остудит.

— Так он и так эвон под бережком сидит.

Князя, стоящего на берегу, почти отовсюду было видно. Первым явился к нему Пелгусий.

— Александр Ярославич, ты б ложился почивать. Я сторожей выставил.

— Молодец, Филипп, — похвалил князь. — Береженого бог бережет.

Пелгусий помолчал, стараясь проникнуть в думы князя.

— Здесь бы крепость сотворить, Александр Ярославич. Тогда бы свеи подумали, допрежь высаживаться.

— Крепость хорошо бы, — вздохнул князь, — да наши бояре скорее повесятся, чем кун на то дадут. Владеть хотят, платить не охочи.

Потом пришел Яков Полочанин, кашлянул густо.

— Счастливая у тебя рука, князь, почитай, врагов во сто крат более положил, чем своих потерял.

— А что Ярославич сказывал нам перед ратью, а? — послышался голос подошедшего Миши. Он был, как обычно, весел и улыбчив. — Что наши главные союзники — внезапность и быстрота. Так ведь, князь?

— Так, Миша, так, — согласился Александр, невольно улыбнувшись при взгляде на воина. — Но есть и еще один союзник, не менее сих по важности.

— Какой?

— Беспечность Биргера.

— Верно, Александр Ярославич, — засмеялся Миша.

— А беспечность его от спеси проистекала.

— Ай верно, ай точно, — смеялся Миша. Потом умолк, но ненадолго. Молчание первым нарушил: — Ярославич, а мои пешцы тебя новым прозвищем нарекли.

— Каким еще прозвищем?

— Нарекли Невским, князь. Александром Невским.

— Кто? — нахмурился князь.

— Да пешцы ж мои.

Миша лукавил: прозвище князю он сам придумал и пустил его меж новгородцев. Он еще не знал, понравится ли это князю.

— Ладно, — вздохнул Александр, — бог простит им суесловие их, и я прощаю ради дня такого. Идите, други, почивайте.

Все ушли, остался лишь Светозар. Александр покосился на него. Не желая обидеть слугу, сказал просто:

— Хочу я один побыть.

Светозар понял, пошел к костру, подкинул в огонь дров. Наладил ложе для князя. Потом сел к самому огню, взял в руки доску и, накаливая в огне кончик ножа, стал что-то выжигать на ней. Время от времени он взглядывал в сторону реки, там недвижно высилась фигура князя.

Светозар знал, чем опечален князь, и оттого испытывал к нему почти братнюю нежность и благоговение: «О Ратмире скорбит князь».

Александр не скоро пришел к костру. Было уже за полночь, когда он вернулся. Ослабил пояс меча, лег на свое место. Заметив возившегося с доской Светозара, спросил: