Александр Невский
Шрифт:
— Они, что ль, в том виноваты. Их ведь силой оставили.
— Ведомо, силой. Да ярлу чхать на это. На кого-то же надо будет свалить свой промах. На них в самый раз!
Светозар внимательно посмотрел на говорившего, ища в лице его злость или неприязнь к послам, но увидел лишь сострадание. «А ведь он, наверно, прав. Не будет добра этому Нильсу, ой не будет».
XX
КРАМОЛА БОЯРСКАЯ
Едва управились со шведскими рыцарями, едва отзвенели колокола во славу победителей, как зашевелились
Узнав об этом, Александр невольно вспомнил слова тестя своего, Брячислава Васильковича: «Миндовг у тебя бельмом в очах, но ему пуще твоего враги — рыцари ливонские».
Ой прав был старик, сто крат прав.
Думали, что немцы, занявшись литвой, хоть на это время забудут о русских землях. Да где там! Ливонский меч, однажды окровенясь, новой крови жаждет.
На Русь повел немецких рыцарей вице-магистр Андреас фон Вельвен. В отряде его шел и русский князь предатель Ярослав Владимирович, тот самый, который «подарил» уже немцам все Псковское «королевство». Правда, брать подарок надо было силой, и немалой.
Первым встал на пути ливонцев Изборск. Несколько раз ходили рыцари на приступ этой маленькой крепости, но жители ее мужественно отражали атаки.
И наконец темной ночью князь Ярослав Владимирович обманул сторожей у ворот, убедив их, что он прискакал из Пскова с подмогой. Ворота отворились. Сторожа были тут же перебиты, и рыцари ворвались в Изборск. Началось избиение жителей — и оружных и безоружных. Небольшой горстке воинов удалось вырваться из крепости и ускакать в Псков.
В Пскове на всенародном вече они рассказали про страшную ночь в Изборске, и народ приговорил: «Братьев в беде не оставлять, а всем, кто оружие держать в силе, идти бить злокозненных рыцарей».
Кричали некоторые на вече, чтобы слать послов в Новгород и просить у князя Александра подмоги. Но посадник Твердила Иванкович сказал, что-де и без князя управимся и что-де, если позовем, то дружина его объест город, в котором и без того хлебные запасы невеликие. Решили своими силами обходиться.
Все же воевода Гаврила Гориславич, под рукой которого выступили псковичи к Изборску, тайно послал в Новгород к князю гонца с грамотой.
Александр узнал о прибытии гонца, стоя на заутрене. И прямо из церкви отправился в сени. Было еще темно. Светозар зажег несколько свечей близ стольца. Князь взял грамоту, развернул, склонился у самой свечи, стал читать молча.
— Так, — сказал наконец, положив пергамент на стол. — Мало нас били-колотили. Ничему не научили!
Повернулся к гонцу.
— Ты сам был на вече?
— Был, князь.
— Кто кричал просить Новгород о помощи?
— Народ, князь, кричал.
— А посадник, стало, не захотел? Так?
— Так, князь, хлеба, сказал, не хватит.
— Ага, о брюхе подумал, о головах забыл. — Князь обернулся к Светозару, сидевшему в углу, кивнул с усмешкой: — Тоже, как наши, наперво о калите, а посля о животе.
Князь отошел к окну, за которым едва-едва начинало брезжить. Заговорил, не оборачиваясь:
— Чует сердце, Твердила петляет, аки заяц на снегу. Неведомо пока, куда следы поведут, возможно и на заход… Впрочем, может, и впрямь с хлебом туго. Ну а как же мне просить кун на рать у бояр, коли нас не хотят звать псковичи?
Александр Ярославич повернулся к гонцу. Тот виновато переминался.
— Ну ладно, сказывай, что с Изборском, — попросил князь.
Гонец подробно рассказал, что слышал от изборян на вече. Князь расспросил, какую дружину удалось собрать воеводе Гавриле Гориславичу, как вооружили ее. Со слов гонца получалось, что сила собралась немалая. Но ведь немцы теперь сидели в крепости.
— Ну что ж, будем ждать вестей от Гаврилы Гориславича, — решил князь.
И весть скоро пришла. Тяжелая, горькая: псковская дружина под Изборском полностью разгромлена. Сам воевода погиб в бою. Дорога на Псков для рыцарей была открыта, и они не упустили возможности этим воспользоваться. Через два дня явились под стены Пскова.
Александр срочно собрал на Ярославовом дворище бояр и купцов.
— Господи новгородцы, землю нашу попирают ливонские рыцари, — сказал князь. — Приспел час снаряжать войско, пока немцы не пожаловали к воротам Новгорода.
Бояре, сидя вдоль стен на лавках, сопели, покачивали головами.
— Эх, Ярославич, — закряхтел Прокл Гостята, — давно ль мы тебе на свеев эвон какую прорву отвалили?
— Они же не пропали?
— Верно. А какая нам корысть с того? Тебе хоть слава, а нам?
Гостята поднял голову, смотрел в глаза князю смело, чувствуя за спиной поддержку других бояр.
— А пред тем, если помнишь, на крепость сколь угрохали. Это где ж нам кун-то понабраться?
— Верно, — нахмурился князь, — кун на это много пошло. Но не более, чем поганые, явясь во Владимир и в Москву, взяли с русских людей. Не более того. Что делать, бояре, оборона была и есть дорогое дело.
Александр из-под бровей зорко ощупывал взглядом бояр. Жались они друг к дружке, как куры на насесте. Проклинали в уме княжеские затеи — это уж Александр знал наверняка. Все им через калиты их виделось: полна — хорошо, тощает — плохо.
Так ни до чего и не договорились на боярском совете. Теперь одна надежда оставалась: может, устоит Псков, удержится. Стены у него высокие, крепкие. Запасов надолго достанет. А рыцарям-то, чай, не мед на снегу да на морозе. Покряхтят, покряхтят да и уберутся восвояси.
Князю Александру спалось плохо. Ночью вскакивал, зажигал от лампадки свечу, перечитывал псковские грамоты. Княгиня, проснувшись, шептала с ложа, позевывая:
— Ложился б, батюшка. Али дня мало голову кручинить?
Александр садился на ложе подле жены, говорил горячо:
— Мне б сейчас конных тысячи полторы да пешцев. Я б немцам по загривку дал, да псковичи б из ворот ударили. Ах как славно бы сотворилось!
Жена гладила холодную крепкую руку мужа, утешала как могла: