Александр у края света
Шрифт:
И надо же мне было как раз в этом момент уронить кувшин (к счастью, он упал в большую кучу конского навоза и не разбился), а через какую-то микроскопическую долю мгновения из горлышка высунулась черно-зеленая змеиная голова и выстрелила языком в моем направлении.
Да простят меня боги. Есть у меня пунктик в отношении змей. Никогда не выносил этих ужасных созданий.
— Ты что-то говорил? — спросил Леонид, не моргнув глазом.
Змея выпросталась из кувшина и юркнула в солому. Я не мог двинуть ни единым мускулом.
— А ты храбрец, — продолжал
Утешительные сведения. Примерно через минуту мне удалось взять себя в руки, и я пустился в объяснения, что это была либо чья-то шутка, либо покушение на мою жизни со стороны Аристотеля, либо политические интриги, связанные с царицей Олимпиадой, либо исключительно причудливое стечение обстоятельств, либо игра света... тут я заметил, что царевич Александр стоит в дверях и смотрит на меня.
Чудесно. Прекрасное начало дня.
— Мой предок Геракл удавил двух змей еще в колыбели, — сказал Александр.
Леонид улыбнулся ему.
— Геракл, — повторил он. — Забавно. Я слышал, это был ты.
Александр бросил на него взгляд, от которого и скиф затосковал бы по дому.
— Нет, — ответил он. — Это был Геракл.
— А, ну что же, — сказал Леонид. — Но, полагаю, если бы змеи забрались в колыбель к тебе, они бы тоже прожили не долго.
Я кое-как справился со своими ногами и тут же воспользовался ими, поспешив извлечь свой кувшин из дерьма. День и без того не задался, не хватало еще подслушивать, какая там у Леонида с Александром личная вражда. В другой раз я бы припал к ней, как собака к пролитому вину — сведения изнутри полезны всегда, как не уставал повторять мой отец — но прямо сейчас я был не в том настроении. Я убрался внутрь, протер кувшин пригоршней соломы и собрал свои вещи.
И тем не менее, думал я. Случаются с человеком и большие несчастья, чем неожиданное чудо, окончательно доказывающее, что он не бродяга и шарлатан — в особенности если он шарлатан и бродяга, как раз нашедший работу. Наиболее вероятно, это Олимпиада подсадила ко мне змею; вот только если она хотела уравновесить мной в целом не змеино-ориентированный педагогический коллектив Миезы, то зачем было приказывать смертельно ядовитой змее прятаться в моем кувшине, который я с большой вероятностью рано или поздно открою и буду немедленно укушен? От мертвого от меня не было бы никакого проку; так что, если это не было каким-нибудь примитивным ритуалом — испытанием змеей, скажем, чтобы выяснить пригодность к выполнению задачи — теория моя рушилась на месте, оставляя мне единственную версию: Месть Аристотеля. В этом, конечно, был смысл. Устроив смерть Эвксена, предполагаемого заклинателя змей, от зубов его собственного питомца, он с изящной зеркальностью мстил за причиненное ему годы назад унижение.
И Аристотеля не было с нами в этой поездке.
Я бросил гадать, взял багаж и устроился в повозке.
Как и вчера, стоило мне появиться, и разговоры увяли; помню, я еще подумал — идиоты, еще один день вам скучать, ну да сами виноваты.
— Это правда, — спросил он, — что у тебя в кувшине оказалась священная змея?
Я вздохнул.
— Может, и так, — сказал я. — А может, и нет.
Александру такой ответ ответ не понравился.
— Я задал тебе вежливый вопрос, — сказал он. — Это правда?
— Ладно, — ответил я. — Если бы ты спросил меня час назад, я бы ответил нет. Но к нынешнему моменту я уже успел открыть кувшин, и да, в нем сидела эта проклятая змея. Я чуть со страху не помер. Могу только предположить, что это кто-то пошутил.
Александр кивнул.
— Так и есть, — сказал он, — только это была не шутка. Я посадил ее туда.
В этот момент я был опасно близок к тому, чтобы изменить ход истории.
— Ты посадил ее туда, — повторил я.
— Я так и сказал только что.
— Прекрасно, — я глубоко вдохнул. — Не желаешь ли объяснить мне, зачем?
— Чтобы посмотреть, как ты отреагируешь, когда найдешь ее, конечно. Я хотел узнать, настоящий ты волшебник или фальшивый.
— Понятно. И к какому же заключению ты пришел?
Александр улыбнулся.
— Если бы ты был самозванцем, змея обязательно укусила бы тебя. Так что совершенно очевидно, что ты настоящий волшебник.
— Ты думаешь, я волшебник?
— Разве я только что не сказал?
— Ладно. С этим, значит, разобрались. Я волшебник. Убирайся с глаз моих, пока я не превратил тебя в крысу.
Это заявление Александру тоже не понравилось.
— Как ты смеешь разговаривать со мной таким тоном? — яростно спросил он.
— О, но я могу говорить с кем угодно и как угодно. Я же волшебник, забыл? Официально.
— Да, но даже у волшебников всего одна голова.
Какое, подумал я, прекрасное начало отношений ученик — учитель.
— С другой стороны, если бы я не был волшебником, — ответил я, — тогда конечно же я не рискнул бы обращаться к твоему величеству в такой неуважительной манере. Ну? Я все еще волшебник?
В этот момент я поймал взгляд старика Леонида. Он хихикал себе под нос. Это мне тоже не понравилось. Вся ситуация, казалось, говорила — афинянин, убирайся домой, — и у меня возникло неприятно чувство, что я угодил в общество очень недалеких, примитивных типов, каждый из которых умнее меня.
— Если бы ты не был волшебником, — сказал Александр, — тебя бы укусила змея.
Я кивнул.
— Может, она и укусила, — ответил я. — Может, змея укусила меня, но я не умер, потому что я волшебник.
Тут мальчик по имени Гефестион наклонился вперед и улыбнулся. У него была добродушная улыбка того сорта, что как бы говорит «я знаю, что туповат, и прошу меня извинить», и которая способна избавить ее обладателя от множества проблем, вплоть до измены и убийства включительно.
— Может, он волшебник другого вида, — сказал он. — Не змеиный волшебник, но все равно волшебник. Кстати, что такое волшебник, если конкретно?