Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Вскоре писатель был переведен из Киева в Москву, получил прекрасную квартиру в элитном цековском доме и приступил к работе в журнале.
А потом началось…
Всем памятны агрессивные, сеявшие раздор среди интеллигенции публикации «Огонька», не раз подвергавшиеся критике, в том числе и на совещаниях редакторов, которые проводил Горбачев. Несколько раз я встречался с Коротичем, а порой он и сам напрашивался на прием. При этом неизменно каялся, утверждал, что его подвели сотрудники, клялся, что исправится и что ничего подобного не повторится. Но потом я читал в «Огоньке» экстремистские, антисоциалистические публикации, накалявшие общественную атмосферу, оскорблявшие армию, нацеленные против партии.
Коротич приходил снова. Снова каялся, снова клялся. И снова грешил.
Таким уж оказался этот человек, написавший резко антиамериканскую повесть в письмах «Лицо ненависти». Замечу, кстати, это американцы ему простили. Сейчас он перебрался в США, оставив свой редакторский кабинет другому. И еще одно «кстати»: в ту пору, когда антисоциалистическая пресса подвергла меня яростным нападкам, «Огонек» был в первых рядах нападавших. Но это вовсе не мешало Виталию Алексеевичу до 1990 года включительно присылать мне трогательные поздравительные новогодние открытки, в которых он… благодарил «за науку». Вот такой это человек.
В общем, Коротича я готов, как говорится, записать себе в вину, во всяком случае отчасти. Но что касается остальных радикальных редакторов, то всех их «пробивал» Александр Николаевич [204] .
204
Лигачев Е. Загадка Горбачева.
Здесь Е. К. Лигачев если и прав, то лишь отчасти. Какие СМИ, кроме уже названного выше «Огонька», возглавляли «радикальные редакторы», ставленники Александра Николаевича? Конечно, в первую очередь это «Московские новости», на которые в 1986 году пришел Егор Яковлев. Тут верно — назначение не обошлось без протекции другого Яковлева. А еще?
Давайте пройдемся по самым тиражным газетам Советского Союза.
Редактором поднявшегося на волне перестройки еженедельника «Аргументы и факты» с 1980 года был В. А. Старков. Он им и оставался до самой смерти.
Главным в «Правде» с 1976 до 1989 года был В. Г. Афанасьев, затем его сменил тоже философ и тоже академик, выдвиженец генсека И. Т. Фролов, никак не отличившийся на этом поприще. И, кстати, вовсе не симпатизант Яковлева.
«Известиями» с 1984 года, то есть еще до прихода в ЦК Яковлева, руководил И. Д. Лаптев, выходец из «Правды».
Задиристой «Комсомолкой» после Г. Н. Селезнева стал рулить зав. Отделом пропаганды ЦК ВЛКСМ В. А. Фронин, которого ну никак нельзя было назвать «радикальным».
В «Труд» пришел из Агитпропа А. С. Потапов, тоже никакой не ставленник Яковлева.
«Советскую Россию» в 1986 году возглавил В. В. Чикин, абсолютный антипод Яковлева, который впоследствии доставит ему немало головной боли.
На «Собеседник» — первый в стране цветной еженедельник с тиражом в полтора миллиона экземпляров — летом 1985 года был назначен автор этих строк, но без всякого участия Александра Николаевича.
И телевидение — этот самый главный инструмент «промывания мозгов» — оставалось почти до конца 80-х бастионом если не консервативных, то вполне лояльных партии и правительству сил.
Так что говорить о кадровой революции в СМИ, затеянной и проведенной Яковлевым, не совсем корректно.
Хотя некоторые люди в руководстве журналами были обязаны Александру Николаевичу или своим снятием, или своим назначением. К примеру, едва обосновавшись на Старой площади, он обратил взор на главный теоретический орган партии — журнал «Коммунист», а вернее на его редактора Р. И. Косолапова. Ричарда Ивановича без особых проблем освободили от занимаемой должности и отправили преподавать в МГУ. Лигачев впоследствии утверждал, что за этим стояло сведение каких-то личных счетов, сам он высоко ценил Косолапова, занимавшего «прочные партийные позиции». Однако у Яковлева было другое мнение: этот откровенный сталинист никак не вписывался в перестроечную стратегию.
По мнению Егора Кузьмича, люди Яковлева продолжали присматривать за Косолаповым и в университете, не давая ему продвинуться там на административном поприще.
Но кто же занял должность главного в «Коммунисте»? Да все тот же И. Т. Фролов, философ, будущий помощник Горбачева, будущий главред «Правды», будущий секретарь ЦК. Возможно, Иван Тимофеевич был неплохим философом, но как редактор он ни в журнале, ни в газете себя никак не проявил. И в одной упряжке с радикалами тоже замечен не был.
Еще одной явной «жертвой» Яковлева стал редактор «Огонька» Анатолий Софронов. Все знали, что Софронов и его журнал с давних пор используются аппаратом в качестве «идеологической дубины» в противостоянии с любыми проявлениями инакомыслия. Анатолий Владимирович сидел в редакторском кресле больше тридцати лет, стал лауреатом всех возможных премий, обладателем всех существовавших тогда наград.
Однако, когда встал вопрос об освобождении его от должности, на защиту дважды лауреата Сталинской премии встали практически все члены Политбюро, а генеральный секретарь мягко пожурил Яковлева: «У тебя к нему личная неприязнь». И лишь когда надзорные партийные органы обнаружили, что Софронов давно не платит членские взносы с получаемых гонораров и допустил еще целый ряд явных финансовых нарушений, его сняли, а в кресло редактора — по рекомендации Лигачева (!!!) — был посажен Виталий Коротич.
Иными словами, утверждения о некой «кадровой революции» в СМИ, затеянной новым партийным идеологом, мало соответствуют действительности.
Проблема состояла не в том, что Горбачев поставил на этот важный участок сразу двух «тяжеловесов», а в том, что они по-разному понимали суть затеянных реформ и их конечную цель.
Е. К. Лигачев желал лишь обновления внутри партии, верил в то, что после очищения от «коросты» КПСС, как и прежде, будет вести народ к светлому будущему. Больше всего он боялся «утраты идеалов», забвения большевистских принципов.
А. Н. Яковлев видел смысл перестройки в коренных изменениях всего — экономики (введении элементов рынка), общества (больше гласности и гражданских свобод), политической системы (пора кончать с монополией одной партии), отношения к окружающему миру (страна должна порвать «железный занавес», навсегда забыть агрессивную риторику, предложить Западу новую повестку, где на смену конфронтации придет равноправное партнерство).
Именно по этой причине рано или поздно между «двумя медведями», оказавшимися в одной берлоге, должны были начаться разногласия.
Первый звонок раздался в сентябре 1987 года, когда «Московские новости» опубликовали некролог в связи со смертью в Париже писателя Виктора Некрасова. Это якобы вызвало неудовольствие со стороны М. С. Горбачева, который был на отдыхе в Крыму, он позвонил Егору Кузьмичу и рекомендовал ему выразить мнение ЦК. Тот собрал совещание руководителей всех ведущих СМИ.
Собрались словно по тревоге. Все возбуждены, озадачены, у каждого в глазах немой вопрос: «Что случилось?» По всему чувствовалось, что и Лигачев нервничал. Начал издалека. Рассказал о сложной идеологической обстановке в стране, о том, как много появляется в нашей печати непроверенных фактов, сведений и откровенной дезинформации. Подчеркнул, насколько ответственны должны быть перед народом все мы, журналисты, когда сообщаем о том или ином событии или когда даем свои оценки, трактовки тех или иных явлений. Ну а когда речь идет о людях, тогда тем более мы должны быть точны, щепетильны. Необходимо все время помнить, подчеркивал тогда Лигачев, о чувстве патриотизма, чувстве высокой ответственности перед народом. И здесь он неожиданно сослался на свежий номер «Московских новостей», который, как выяснилось, и стал непосредственным поводом для проведения совещания.
Егор Кузьмич особо подчеркнул, что встречу он проводит от имени Политбюро ЦК партии, а причина — публикация в газете «Московские новости» заметки, посвященной памяти Виктора Некрасова, писателя-диссидента, скончавшегося накануне в Париже.
Мы знали этого писателя по его прекрасной книге «В окопах Сталинграда», замечательным рассказам, интереснейшим путевым заметкам. Он, несомненно, останется в русской литературе навсегда. Категорическое несогласие с брежневской политикой вынудило Некрасова эмигрировать на Запад.
Статья в «Московских новостях» была выдержана в духе высочайшего уважения к творчеству писателя, его личности, но никак не вязалась с коммунистическим представлением о писателе-диссиденте.
Текст заметки был подробно проанализирован Лигачевым. При этом он заявил о том, что публикация — ошибка газеты. Она возникла не случайно, ибо такова линия газеты, это чувствуется и по другим публикациям, и, как ему стало известно, заметка появилась несмотря на то, что редактор газеты Егор Яковлев был предупрежден о нецелесообразности такой публикации.
Но тут же встал Егор Яковлев и отверг такое утверждение. Он заявил, что действительно был звонок от работников идеологического отдела ЦК с предупреждением о нецелесообразности публикации, но после этого он, главный редактор, связался с Александром Николаевичем Яковлевым, тоже членом Политбюро, и публикация заметки была разрешена.
Лигачев тут же заметил, что это неправда, Яковлев не мог давать такое согласие. Вопрос отношения средств массовой информации к кончине Виктора Некрасова накануне обсуждался в Политбюро, было принято единодушное решение «отмолчаться» по этому поводу, и Яковлев не высказал там иной точки зрения.
Однако главный редактор под честное слово снова подтвердил участие Яковлева в согласовании публикации. На это Лигачев в довольно жесткой форме заявил: «Ну что ж, тогда это личное дело товарища Яковлева. А я вам делаю замечание и предупреждение от имени Политбюро. Другие члены Политбюро имеют такую же, как у меня, точку зрения».
Нам, может быть, впервые тогда стало ясно, что между двумя лидерами перестройки, Лигачевым и Яковлевым, возникли, нарастали, обострялись противоречия, которые рано или поздно могли привести к полному разрыву отношений. И если Александр Яковлев позволил себе занять такую откровенную, обнаженную позицию, значит, он мог это сделать, только рассчитывая на поддержку Горбачева [205] .
205
Кравченко Л. Как я был телевизионным камикадзе.