Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Если бы кто-то из них мог заглянуть в будущее…
Яковлев уже тогда, если иметь в виду «внутреннюю кухню», мыслил гораздо радикальнее всех остальных секретарей ЦК, всех других лиц из окружения Горбачева. В декабре 1986 года он передает генеральному очередную записку с тезисами об основных слагаемых перестройки. В ней как раз довольно много о реформировании народного хозяйства.
Александр Николаевич приводит убийственный пример: в 1928 году 60,5 % продукции промышленности составляли предметы потребления (группа «Б»), в 1940 году — уже 39 %, в текущем году — примерно 25 %. Таким образом, у нас создана абсурдная «экономика для экономики», «самоедная» система, которая давно вышла из подчинения Госплану и Совмину. Яковлев изумляется: из пятилетки в пятилетку съезды и пленумы ЦК принимают решения об ускоренном развитии группы «Б», но на деле все происходит ровно наоборот.
Он иронизирует над модным тогда тезисом об «ускорении» (сам Михаил Сергеевич грешил его частым употреблением), пытается доказать, что если и надо ускорять, так в первую очередь развитие постиндустриальных производств. Следует провести деиндустриализацию страны в пользу потребителя и научно-технического прогресса. Система приоритетов по Яковлеву: информатика, биотехнология, продовольствие, жилье, товары массового спроса. Резервы он видит в резком сокращении расходов на милитаризацию, на военную помощь другим государствам, прекращении разных «завиральных» проектов типа поворота сибирских рек.
И разве сама жизнь не доказала правильность подобных подходов?
Но самое революционное в этой записке содержится в разделе про рынок. Яковлев явно фетишизирует рынок, полагая, что он сам по себе способен решить любые проблемы.
Демократическое общество может быть создано только тогда, когда все его руководители и народ — поймут, осознают, что:
а) нормальный обмен трудовыми эквивалентами возможен исключительно на рынке: другого люди не придумали. Только благодаря рынку можно реализовать принцип оплаты по труду. Лишь через рынок принцип «от каждого по способности, каждому по труду» превратился в реальность; безрыночный социализм — утопия, причем кровавая;
б) нормальной экономике нужен собственник, без него нет и свободного общества. Уйдет страх, и оно [старое общество] развалится, ибо отсутствует экономический интерес.
Человек — биосоциальное существо, движимое интересами. Есть интерес — человек горы свернет, нет интереса — спокойно проходит мимо своих годовых зарплат, валяющихся в металле или бетоне. В лучшем случае — в газету напишет.
Отчуждение человека от собственности и власти — ген наших пороков. Преодолеть это отчуждение — императив перестройки [187] .
187
ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 157.
Помимо этого, Александр Николаевич подвергает резкой критике марксистские подходы к попыткам усовершенствовать современную жизнь, считая их неприемлемыми для складывающейся цивилизации. Он вовсе не отвергает социализм, но, по Яковлеву, социализм конца XX века — это общество свободных людей и общество, построенное не ради государства, а ради человека.
К действительному социализму, на мой взгляд, нужно идти от рыночной экономики с ее оплатой по труду (ценность труда определяется потребителем), налаживая свободное, бесцензурное передвижение информационных потоков, создавая нормальную систему обратных связей.
Тысячу лет нами правили и продолжают править люди, а не законы. Надо преодолеть эту старую парадигму, перейти к новой — правовой. Речь, таким образом, идет не только о демонтаже сталинизма, а о замене тысячелетней модели нашей государственности [188] .
188
Там же.
К сожалению, реакция М. С. Горбачева на эту записку нам неизвестна. Но, скорее всего, как и в предыдущих случаях, Михаил Сергеевич счел предложения А. Н. Яковлева слишком преждевременными. И у него были на то основания. Даже в главном штабе перестройки, то есть в Центральном комитете партии, Маркс — Энгельс — Ленин все еще оставались иконой. А всякие разговоры о рынке немедля объявлялись «вражеской диверсией».
Должен сказать, что я, главный редактор не самого последнего в стране издания, участник регулярных посиделок, проводившихся еженедельно в ЦК, имевший на Старой площади множество знакомых и даже приятелей, не догадывался в то время о столь революционных предложениях секретаря Центрального комитета. Все-таки в Москве публично он старался придерживаться «линии партии», не выходил «за флажки».
А когда за эти границы выходил кто-то из редакторов, исключая Егора Яковлева («Московские новости») или Виталия Коротича («Огонек»), тот же Яковлев мог с трибуны устроить такому смельчаку изрядную выволочку.
Правда, выезжая в регионы, выступая перед местными работниками, Александр Николаевич иногда позволял себе некоторые вольности. Так, в Перми, когда держал речь перед участниками областной партконференции, открыто высказался в пользу рыночной экономики. Вернувшись, получил серьезный нагоняй на Политбюро, особенно бурно негодовал глава правительства Н. И. Рыжков.
Вот как об этом рассказывал мне «прикрепленный» к Яковлеву офицер 9-го управления КГБ:
Я хорошо помню то выступление. Александр Николаевич был на трибуне, а я сидел по обыкновению в зале, среди «народа», слышал не только его, но и комментарии тех, кто был рядом. Он тогда убедительно выступил в защиту перестроечных процессов, говорил о необходимости перехода к рыночной экономике, резко критиковал тех, кто тянет страну и партию назад. Местная печать опубликовала это выступление, а вот московские центральные газеты отмолчались. Видимо, была отмашка сверху, скорее всего от Лигачева. Когда мы вернулись в столицу, друзья и знакомые меня осаждали просьбами: где бы раздобыть то выступление Александра Николаевича? Хорошо, что я взял с собой несколько экземпляров местной газеты. Кажется, она называлась «Звезда» [189] .
189
Смирнов А. Е., интервью автору.
Александр Ефимович Смирнов, который цитируется выше, в разговоре со мной не раз признавался: его шеф очень не любил КГБ и не упускал возможности поворчать по поводу этой организации. Смирнов же ему каждый раз отвечал: «Но ведь КГБ — это всего лишь вооруженный отряд партии. Как партия прикажет, так КГБ и станет действовать. Ищите причину рядом с вашим кабинетом». Яковлев огорченно крутил головой, тяжело вздыхал.
Виктор Михайлович Чебриков, член Политбюро ЦК КПСС, председатель Комитета государственной безопасности СССР. [ТАСС]
Наверное, в глубине души он понимал, что силы слишком неравны, что еще никто не мог сокрушить этого монстра, были попытки, например, в эпоху правления Хрущева, но все равно комитет каждый раз восставал, словно Феникс из пепла, отряхивался и набирал прежнюю мощь. Кто из других секретарей ЦК и даже членов Политбюро хоть раз пытался слово сказать против Лубянки? Разве только Суслов в пору своего могущества…
Тогдашний главный чекист генерал армии Чебриков на заседаниях в ЦК то и дело вступал в полемику с Александром Николаевичем, особенно когда речь заходила о гласности, открытости, демократизации, критике сталинских «перегибов». И ведь всегда у него находилось много союзников. А Горбачев старался в таких случаях отмалчиваться. В крови, в генах засел у партийцев страх перед всесилием Комитета госбезопасности.
Александр Николаевич, став заведующим Агитпропом, выступил с инициативой против анонимных писем, иначе говоря, доносов, которые были широко распространены на всем необъятном пространстве Советского Союза. Особо тревожный характер это явление приобрело к середине 80-х гг. Так, по свидетельству главного аналитика разведки, а затем главного аналитика КГБ генерала Н. С. Леонова, в 1984 году в ЦК КПСС поступили 74 тысячи анонимных писем, а в последующие два года эта цифра увеличивалась еще на четверть: «Это была особая уродливая форма „демократии“, при которой можно было все сказать, но ни за что не бороться. Пассивное сигнализирование отражало неугасимую жажду справедливости, но оно же свидетельствовало и об отказе от личного участия в исправлении недостатков» [190] .
190
Леонов Н. Лихолетье: Записки главного аналитика Лубянки. М.: Эксмо; Алгоритм, 2005.