Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
Помощник генсека академик-философ И. Т. Фролов согласился:
— Статья готовилась здесь, в этих стенах.
— Где? — поднял на него глаза Горбачев. — Кем?
Но Иван Тимофеевич предпочел отмолчаться. А Михаил Сергеевич не стал настаивать, видно, поняв, что опять всплывет имя Лигачева.
Дальше, как вспоминает в своих дневниках Анатолий Черняев, Горбачев произнес тираду, явно призванную отвести удар от Егора Кузьмича:
— Где же она готовилась (эта статья), если не в Отделе пропаганды? Но Яковлев не знает. Лигачев не знает. Скляров не знает. Кто же знает?
Ох, лукавил Михаил Сергеевич, замечает Черняев, он давно понял, чья это работа, но не хотел прилюдно ставить точку над «i» [235] .
Кстати,
Горбачев Чикина не стал наказывать, ограничился разговором. Пояснил своим помощникам:
— Переживал Чикин. Каялся. Я ему верю. Я вообще верю людям. Я против того, чтобы сегодня тысячу человек уволить, завтра еще тысячу уволить… Надо дать полную свободу всем, кто хочет чего-то делать.
235
Черняев А. Совместный исход.
В первых числах апреля генеральный секретарь пригласил к себе для беседы и Егора Кузьмича Лигачева.
«Было это часов в двенадцать, — вспоминал впоследствии Егор Кузьмич. — И еще осталось в памяти следующее: в тот раз Михаил Сергеевич начал разговор почти сразу же после того, как я вошел в кабинет. Не дожидаясь, пока подойду к его столу, он сказал: — Ну, Егор, должен тебе сказать, что я занимался вопросом публикации статьи Андреевой, долго разговаривал с Чикиным. Он мне все объяснил, рассказал, как все было. Ты действительно не имел к этой публикации никакого отношения!»
Возможно, Горбачев лукавил опять. Ведь к тому времени он уже точно знал от своих близких соратников, что на том совещании, которое Егор Кузьмич провел 14 марта, из уст члена Политбюро звучали слова одобрения статьи Н. Андреевой и рекомендации редакторам внимательно прочесть эту статью, что в переводе с партийного языка недвусмысленно означало: это и есть наша генеральная линия.
В своей книге Лигачев подробно описывает все это, но подает историю как попытку расправиться с ним: «Между мной и Горбачевым, безусловно, пробежала трещина» [236] .
236
Лигачев Е. Загадка Горбачева.
Валентин Чикин, комментируя те, безусловно, тревожные для него дни, говорит о том, что Политбюро заседало в пятницу и субботу, а в понедельник ему позвонил генеральный секретарь. Спросил: кто это сделал — наши или ваши? Чикин не понял вопроса, тогда Горбачев пояснил: кто статью написал — цековские или сотрудники редакции? Редактор стал объяснять про Нину Андрееву и ее письма. Горбачев не перебивал, только в конце разговора уточнил: а тебе самому нравится эта статья?
Можно себе представить, что при этом испытал редактор «Советской России», ведь он уже знал о разговоре на Политбюро и о тех жестких оценках, которые там прозвучали. Но Чикин ответил честно, как думал: там ряд зрелых мыслей, и потом, не только Нина Андреева так считает, она выразила мнение многих коммунистов. Тогда тон Горбачева изменился, он стал выговаривать редактору: зачем столько о Сталине, ведь ХХ съезд расставил все точки в этом вопросе, а вы пытаетесь все ревизовать. Еще упрекнул: зачем вы нас сталкиваете с евреями?
А. Н. Яковлев среди земляков.[Из архива С. Метелицы]
Да, статья в «Советской России» и все, что затем происходило вокруг нее, стали неким рубежом в мучительном процессе перестройки. В те дни произошло окончательное размежевание политических сил: по одну сторону баррикады оказались сторонники радикальных перемен, по другую — те, кто «не мог поступиться принципами». Это происходило на всех этажах и уровнях — от низовых партийных организаций до Центрального комитета партии и его высшего руководства.
А. Н. Яковлев в родной деревне, справа от него племянник. [Из архива С. Метелицы]
Далее было вот что. Выполняя поручение Политбюро, Яковлев, по его собственным воспоминаниям, собрал группу из нескольких работников ЦК, которым он доверял, и попросил срочно подготовить тезисы будущей статьи в «Правду». Н. А. Косолапов говорил мне, что «болванку» статьи-ответа для «Правды» писал лично он, а потом этот материал доводили до ума другие: «Александр Николаевич тоже в этом процессе активно участвовал. У меня стиль сухой, академический, а шеф делал текст живым» [237] .
237
Косолапов Н. А., интервью автору.
Истины ради, надо сказать о том, что в итоговом материале сошлись тезисы многих людей. Например, заместитель заведующего Международным отделом ЦК Андрей Грачев направил на имя Яковлева свою обстоятельную записку на восьми страницах. В ней Грачев предупреждал об опасности «заострения национального момента» в рассуждениях Н. Андреевой, обращал внимание на сомнительные термины, которые она употребляла, — «национальная измена», «космополитизм», эти термины, по мнению автора записки, имели своей целью поиск максимально широкой, быть может, даже массовой поддержки среди наиболее отсталой, консервативной, обывательской массы.
У могилы родителей на сельском кладбище. [Из архива С. Метелицы]
Уже 1 апреля Яковлев показал вариант статьи Анатолию Черняеву. Тот, прочитав, похвалил:
— Сильно сделано. Дай бог, если не изуродуют при рассылке.
Присутствовавший при этом Иван Фролов добавил:
— Лучше, чтобы этот ответ появился не в «Правде», а тоже на страницах «Советской России».
Но Черняев, как он потом вспоминал, «взъярился»:
— Революция очень авторитарная вещь, и, если мы будем мямлить, сталинисты опять все сомнут [238] .
Текст статьи шлифовался и в других кабинетах. Так, по воспоминаниям ветеранов-«известинцев», полосу со сверстанным материалом фельды привезли в редакцию на Пушкинской площади. Главный редактор И. Д. Лаптев вызвал к себе самых лучших публицистов, плотно закрыл дверь:
— Александр Николаевич Яковлев просил пройтись по всему тексту, что-то снять, что-то уточнить и добавить. Срочно и строго конфиденциально.
238
Черняев А. Совместный исход.