Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
И ведь трудно не согласиться с Чикиным. Это действительно был «голос народа», вернее, части того народа, который и теперь восхищается Сталиным и сталинским социализмом.
Егор Лигачев тоже до конца стоял на своем. Уже будучи 84-летним пенсионером, он заглянул как-то в редакцию к Чикину и вместе с главным редактором под запись стал вспоминать дела давно минувших дней. Сказал буквально следующее: «То, что „Советская Россия“ опубликовала тогда письмо Нины Андреевой, это был пример мужества. Тогда было суровое время, тучи над страной сгущались, а статья была, без преувеличения, ярким лучом света для многих» [244] .
244
Там же.
Если же быть точным, то надо сказать следующее. Для одних «ярким лучом света» стала статья в «Советской России». Для других — отповедь, опубликованная «Правдой».
Александр Николаевич, подводя итог тем тревожным дням, писал:
«Так закончился „малый мятеж“ против перестройки. Своеобразие сложившейся ситуации состояло в том, что события резво, может быть, слишком резво помчались вперед. Фактический раскол партии на реформаторское и ортодоксальное крыло становился все зримее, заметнее, что было непривычно и неожиданно для людей, повергло их в растерянность: крутого поворота в массовом сознании еще не произошло. Общество еще только начинало признавать естественность многообразия в политике, экономике, культуре, животворящую силу многообразия. К тому же эволюция перестроечных представлений уже начинала, как я уже сказал, обретать определенную автономность от ее инициаторов, формировала собственную логику развития» [245] .
245
Яковлев А. Омут памяти. М.: Вагриус, 2000.
Глава 7. Страсти накаляются
В 1987 году В. К. Егоров работал ректором Литературного института. В том же году широко отмечалось 175-летие Александра Ивановича Герцена, который как раз провел детство в доме, где и сейчас учат на писателей. Нет ничего удивительного в том, что именно 40-летнему ректору Литинститута было поручено сделать доклад на юбилейном заседании в честь знаменитого русского публициста, писателя и философа.
Заседание, как того требовал тогдашний протокол, проходило в Колонном зале Дома союзов, а высшее советское руководство на нем представляли сразу два члена Политбюро — Егор Лигачев и Александр Яковлев.
После завершения официальной части ректор-докладчик был приглашен в комнату президиума, где оба высоких руководителя, даже не предложив Егорову сесть, с ходу пригласили его на работу в ЦК КПСС. На должность заместителя заведующего Отделом культуры. Незадолго до этого отдел возглавил Ю. П. Воронов — тот самый в прошлом редактор «Комсомолки», который двадцать пять лет назад пострадал из-за статьи про вороватого капитана китобойной флотилии «Слава». Воронов почти весь этот срок оттрубил собственным корреспондентом «Правды» в ГДР, но теперь пришли новые времена, о нем вспомнили и поставили «на культуру». Впоследствии Юрий Петрович признается Егорову, что именно он пролоббировал «наверху» кандидатуру молодого ректора. А Лигачев с Яковлевым, послушав доклад в Колонном зале и визуально оценив кандидата, с этим вариантом согласились.
Так Егоров попал в высшую партийно-советскую номенклатуру, сделав в ней завидную карьеру: зам. зав. Отделом культуры, помощник президента СССР, директор Российской государственной библиотеки, министр культуры, президент-ректор Академии госслужбы.
Среди тех секторов, которые ему достались как куратору в Отделе культуры, был сектор художественной литературы, и первое, что Егоров сделал, это попросил нескольких видных критиков и литературоведов подготовить записки о состоянии дел в этой области. Что происходит в литературном цехе? Куда мы движемся? Достижения, проблемы, проколы… Собрав все эти мнения, стал готовить обобщающий материал. И вдруг звонок от помощника Яковлева:
— Зайдите ко мне.
Зашел. Тот с ходу:
— Отчего вы привлекли к своему опросу такого-то? — И называет фамилию уважаемого литературного критика. — Вы что, против перестройки?
— Почему против? Я — за. Но мне казалось правильным показать весь спектр мнений. Есть этот человек. Есть другие, которые придерживаются иной точки зрения.
Выслушав молодого замзава, помощник члена ПБ вроде бы остался удовлетворенным. Но вскоре история эта получила продолжение. Во время одного из премьерных спектаклей в Большом театре Александр Николаевич Яковлев пригласил Егорова в правительственную ложу:
— Как же так? Отчего вы не посоветовались, прежде чем начинать свой опрос?
— Мне представляется, что отвлекать по таким пустякам члена Политбюро как-то неверно.
Яковлев смотрел на Егорова с явной досадой:
— Вы, как мне кажется, человек широких взглядов. И должны сознавать, что есть люди, которые стоят за перестройку, а есть антиперестроечники. И этим, вторым, давать трибуну ни в коем случае нельзя. Вы меня понимаете?
Егоров покинул правительственную ложу явно озадаченный.
Когда по инициативе Горбачева появился Президентский совет, то в него вошли два известных писателя — Чингиз Айтматов и Валентин Распутин. Однажды Александр Николаевич пригласил Егорова к себе. Говорит:
— Вот я тут подготовил черновик своего письма Валентину Григорьевичу Распутину, хочу вам показать. Вы, пожалуйста, попридирайтесь к моему тексту, поработаем вместе.
Смысл обращения к Распутину состоял в том, чтобы Валентин Григорьевич активнее поддерживал перестроечные процессы, отказался от своих «заблуждений». Егоров «попридирался». В частности, обратил внимание на то, что к знаменитому русскому писателю уж никак не подходит ярлык «квасного патриота». А именно от «квасного патриотизма» Яковлев рекомендовал отказаться Распутину.
— Александр Николаевич, вы можете себе представить, чтобы сейчас, когда все пришло в движение, все бурлит, грузины бы отказались от своего «шашлычного патриотизма», а прибалты бы отказались от своих традиционных ценностей? Это же невозможно.
Яковлев выслушал, поблагодарил, и они разошлись. Но замзав так никогда и не узнал, было отправлено то письмо писателю Распутину или осталось в черновике.
И еще одно похожее столкновение случилось между ними — это было в 1989-м, сразу после XIX партконференции. Там очень ярко выступил писатель Юрий Бондарев. Он сравнил перестройку с самолетом, который поднялся в воздух, а где аэродром, ни пилот, ни пассажиры знать не знают. При встрече один на один Яковлев спросил Владимира Константиновича:
— Что, Бондарев разве против перестройки?
— Почему вы так решили? Просто он высказал свою точку зрения. У нас ведь гласность.
Александр Николаевич посуровел:
— Нет, в той ситуации, в которой мы находимся, можно и нужно высказывать только одну точку зрения — ту, которая правильная.
Поведав автору данной книги все эти эпизоды, Егоров резюмировал:
Много лет спустя мы на каком-то правительственном приеме в Государственном Кремлевском дворце оказались за одним столом, и я спросил Яковлева, как он сейчас оценивает то выступление Бондарева и его пассаж про заблудившийся самолет.
— История нас рассудит, — ушел от прямого ответа Александр Николаевич [246] .
246
Егоров В. К., интервью автору.