Александра и Курт Сеит
Шрифт:
Болтали также, что для того чтобы сбить со следа гипотезы и всеобщее любопытство, охранка распускает слух, будто гроб Распутина был перевезен в село Покровское возле Тобольска, в какой-то монастырь на Урале, а в действительности погребение происходило очень секретно, ночью в Царском Селе.
Гроб был погребен под иконостасом строящейся часовни на опушке императорского парка возле Александрии – часовни Святого Серафима. Присутствовали только император, императрица, четыре молодые княжны, Протопопов, фрейлина Вырубова, полковники Ломан и Мальцев и, наконец, совершавший отпевание придворный протоиерей отец Васильев.
Некоторые также шепотом добавляли, что императрица
Один из гостей Надин Богаевской рассказал, что, по слухам, несколько Великих князей хотели после произошедшего совершить дворцовый переворот, как это бывало во времена Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны.
По его словам, с помощью четырех гвардейских полков, преданность которых уже поколеблена, они собирались двинуться ночью на Царское Село, захватить царя и царицу, после чего императору доказать необходимость отречься от престола, императрицу заточить в монастырь, а затем объявят царем наследника Алексея под регентством Великого князя Николая Николаевича. Однако Великий князь Дмитрий Павлович, который единственный после своего участия в убийстве Распутина мог своим авторитетом увлечь войска на переворот, отказался поднять руку на императора, и план провалился.
Масла в огонь Шуриных страхов подлила Фанни Фельдман. К Богаевским она приезжать не пыталась, прекрасно зная, что Надин не одобрит дружбы своей племянницы с актрисой, но увидев Шуру на одном из званых вечеров, решила попрощаться – она уезжала в Крым, где ее ждал ангажемент в антрепризе Лавровской.
Они тепло попрощались, и Фанни уже собиралась уходить, когда подошел Бобринский и завел разговор о том, что сейчас волновало весь Петроград.
– Надвигается катастрофа, – он говорил непривычно серьезно, – а Государь, видимо, не понимает обстановки и должные меры не принимаются. Будет беда. Убийство Распутина положило начало хаосу, анархии. Все ждут переворота. Кто его сделает, где, как, когда – никто ничего не знает. А все говорят и все ждут.
Фанни тоже посерьезнела и вдруг посоветовала уезжать из Петрограда.
– Я чувствую, надвигается что-то страшное, – пояснила она.
Оказалось, недавно ей довелось быть в гостях у одного приятеля, серьезного информатора, знающего все и вся, соприкасающегося и с политическими общественными кругами, и с прессой, и миром охраны. И то, что она там услышала, заставило ее порадоваться отъезду далеко в провинцию.
– Царицу ненавидят, – без своей обычной улыбки сказала она. – Государя больше не хотят. За последние полгода как бы все переродилось. Об уходе Николая II говорили как о смене неугодного министра. О том, что скоро убьют царицу и Вырубову, говорили так же просто, как о какой-то госпитальной операции. Называли офицеров, которые якобы готовы на выступление, называли некоторые полки, говорили о заговоре Великих князей, чуть не все называли Михаила Александровича будущим регентом. Нас ждет что-то страшное, поверьте мне.
Похоже, ее серьезность сильно проняла Бобринского, поскольку несмотря на то, что он сам недавно говорил о надвигающейся катастрофе, услышав ее, попытался перевести разговор в шутку:
– Фанни, вы безнадежная пессимистка!
Но та лишь головой покачала, прежде чем уйти.
– Оптимизм, Петр Андреевич, – это недостаток информации.
Шуре от происходящего становилось все страшнее. Она не могла сочувствовать убитому – слишком он был ужасным негодяем, и благодаря рассказу Тани она знала об этом наверняка. Но все же с болью в сердце думала о том, что человек, которого она любит, причастен к подобному страшному злодеянию. Возможно, князь Юсупов и мог успокоить свою совесть рассуждениями о том, что был лишь орудием провидения, но для Шуры убийство оставалось убийством.
Слава Богу, ей было доподлинно известно, что сам Сеит не принимал в этом непосредственного участия, но все же он об этом знал, помогал готовить и готов был прийти на помощь Дмитрию Павловичу и князю Юсупову в случае необходимости.
Она вспоминала собственные слова Сеита, сказанные им в минуту откровенности: «Есть люди, которые могут пройти через кровь, грязь и боль, но остаться самими собой. Они как стекло – грязь не въедается в них, отряхнулись, и вот они снова чистые и звонкие, как прежде. А есть такие, как я, кто не может существовать вне того ужаса, через который им приходится пройти… Я скорее напоминаю подошву – грязь въедается в меня, и как ни старайся, полностью отчистить ее уже невозможно».
Господи, прости его, спаси и помилуй!
Была и вторая причина ее страхов, более материальная. Никому не было ведомо, как поведет себя Государь и что он сделает с преступниками. А если он вопреки своей обычной мягкости и нерешительности вдруг решит безжалостно наказать всех, кто был замешан в убийстве его любимца?
Шура мыслила достаточно трезво, чтобы понимать – Дмитрий Павлович и князь Юсупов слишком важные персоны, близкие родственники Царской семьи, их, возможно, накажут, но все равно ничего серьезного им не грозит. А вот те их приближенные, которые знали об этих планах и поддерживали их осуществление, вполне могут выступить в роли «козлов отпущения».
К счастью, всего через несколько дней она смогла немного успокоиться – тетушка Надин с удовольствием делилась с племянницами не только слухами, но и вполне достоверной информацией. От нее она узнала, что князю Юсупову и Дмитрию Павловичу, которые были посажены под домашний арест, приходит множество телеграмм и телефонных звонков, в том числе от самых близких родственников Государя (говорили даже, что и от вдовствующей императрицы Марии Федоровны тоже). В этих звонках и телеграммах им выражается всяческая поддержка и благодарность за совершенное.
Как и следовало ожидать, император отступил перед таким открытым противодействием собственной семьи – скоро стало известно, что Великий князь Дмитрий Павлович отправлен на фронт в Персию в сопровождении двух генералов и без права заезда куда бы то ни было, а князь Юсупов выслан на жительство в свое имение.
Вслед за Дмитрием Павловичем на фронт срочно отправили и всех офицеров, которые последнее время составляли его свиту и помогали ему ловить грабителей в Петрограде. Официально было объявлено, что подпольная типография найдена, банда разбежалась, значит, их услуги больше не нужны. Неофициально же рассказывали, что господин Протопопов подозревал, что все они знали о замыслах Великого князя, и решил убрать их с глаз долой, чтобы они не болтали лишнего.
Расследование было негласно прекращено. Все, кто имел отношение к смерти Распутина, могли вздохнуть свободнее – вряд ли теперь их кто-нибудь решится беспокоить, ведь новая попытка расследования вновь неизбежно приведет к именам все тех же двух главных виновников.
Глава 11
Гроза надвигается
Встречать отца из клиники профессора Егорова Шура с Валентиной поехали вдвоем – у Надежды Васильевны, к их радости, были запланированы какие-то более важные дела.