Александра
Шрифт:
В покои Баязида зашёл великий визирь Хадым Али-паши.
— Господин. — Баязид повернулся к визирю лицом.
— Что?
— Господин, я насчёт Александры Комниной.
— Что там? Её ещё не притащили к тебе сами руссы?
— Нет, Господин. Мало того, она сумела раскрыть наших людей при дворе Василия.
— Что, у тебя никого нет, кто может с ней решить вопрос?
— Её хорошо охраняют. А младшая вообще не выходит из дома родителей своего мужа. Господин, получены важные сведения. В пределы Московской Руси вторглись войска императора Максимилиана.
— И что?
— Они потерпели поражение. Но главное не это. Главное то, что старшая Комнина участвовала в этой битве.
— Участвовала?
— Да, Господин. Именно её пушки и решили исход сражения. Шпионы доносят, что пушки были очень скорострельные и дальнобойные. И сделаны они были по чертежам Комниной- старшей. Она начала военную реформу. Создаёт армию нового
— Московский князь глуп, что позволяет вырастить у себя в столице потенциальную угрозу мятежа?
— Я бы не сказал, Господин, что князь Василий глуп. Тем более, не нужно забывать кто была его мать. Зоя Палеологиня, больше известная как Софья Палеолог. Племянница последнего византийского императора. А византийское коварство и хитрость известны давно. Поведение князя говорит, что он полностью в этой Комниной уверен. Господин, надо что-то делать с этими принцессами и вообще с Русью.
— Я сам знаю, что надо решать этот вопрос. Но ты же видишь, что происходит! Шехзаде Селим сумел сбежать в Крым. Его поддержал этот татарский пёс Менгли-Гирей. Если я сейчас двину флот и войска на Крым, кто даст гарантию, что второй шехзаде Ахмед не ударит мне в спину, чтобы занять трон? Я не хочу разрастания смуты. Да и поздно уже в этом году идти на Русь. Через месяц там начнутся дожди. Мы уже пару раз предпринимали завоевательные походы на Москву, но ничего не получилось. Ты же знаешь. Если идти, нужно собрать большую армию. Договорится с ханами Казани, Астрахани и Сибири. Чтобы они поддержали нас. Нужно сместить Менгли-Гирея и поставить в Крыму нового хана. Более нам лояльного и послушного. На это надо время. Так что поход на север самое малое, это в следующим году, весной. А ещё нужно разобраться с египетскими мамлюками султана Кансух Гури и с персами шаха Исмаила. Да ещё Морея. Мы, конечно, выбили оттуда венецианцев, завладев всей Южной Грецией, а также выбили венецианцев из Далмации. Но мы там ещё не закрепились окончательно. И я уверен, что Венеция только ждёт удобного случая, чтобы вернуть свои владения там. У Генуи сейчас, конечно, проблемы с папой, с франками и с императором Максимилианом. Но я думаю, что представь ей возможность, то генуэзцы тоже вцепятся нам в глотку. И как мне в этих условиях начинать северный поход? Сам подумал, визирь?
— Я всё понимаю, Господин.
— Это хорошо, что ты понимаешь. Надо не дать разрастись смуте в империи. Я не хочу, чтобы случилось то, что один раз случилось сто лет назад, когда мой предок Баязид потерпел поражение от Тамерлана и попал к нему в плен, где и умер. А сам султанат практически прекратил своё существование, развалившись на несколько бейликов, которые вели между собой ожесточённую войну несколько десятилетий. И только с огромным трудом удалось восстановить всё назад. Поэтому, визирь подумай над тем, что для нас сейчас является первостепенной задачей.
— Слушаюсь, мой Господин…
Мы возвращались домой. Возвращались с победой. Польско-литовские войска вступать с нами в бой не стали и отошли в Польшу не дожидаясь нас. Простояв пару дней. Приводили себя в порядок. Долечивали тех из раненых, кто мог идти и не поехал с основным обозом в Москву. Так же соединились с отрядом князя Долгорукого. Встреча была теплой. Всё же Долгоруковы мне должны были за молодую княгиню, благополучные роды и малыша.
Постепенно число моих сторонников росло. Это было хорошо. Мне нужно было укрепиться среди московской знати. И чтобы со мной считались, а не пренебрегали, только лишь потому, что я женщина.
По дороге в Москву, в городах и селениях нас встречали радостно. Всё же известия о разгроме немцев и то, что поляки убрались в Польшу, только при одном нашем появлении, создавала ореол непобедимости. Сюда же наложились и слухи о чуде явлении лика Господа над нашими войсками и о покрове Богородицы, что только усилило наш ореол славы. Об этом говорили наши раненые и воины из сопровождения обоза. А так же, что меня удивило, об этом стали говорить даже среди полонённых наёмников Георга и ливонских баронов. Причём больше всех об этом говорил как раз Ульрих фон Дениц. Всё же набожность в эти времена была сильная. И люди верили во всё божественное и что связанно с верой безоговорочно. Хотя на мой взгляд, Ульриху такой расклад был на руку. Одно дело потерпеть дважды поражение от простой женщины и попасть к ней в плен, пусть она и благородного происхождения и совсем другое от воительницы, над которой простёрлась длань Господня, а значит она априори проиграть не может, так как сами небеса на её стороне. А значит и любой другой, а не только он, будет ею побеждён. Чудовищное поражение Георга фон Фрундсберга только подтвердило это. Мало того, ландсгерр даже стал пользоваться уважением, как первый из благородных, кто попал под каток Византийской Львицы, как стали меня называть, о чём я так же с удивлением узнала, и лично со мной знакомый.
Прежде, чем войти в Москву, по моему совету, князь Воротынский сделал остановку, чтобы все привели себя в порядок. Начистили брони. Помылись и выглядели настоящими орлами. Говоря это войску, он усмехнулся и посмотрел на меня. Я тоже улыбнулась, кивнула ему. Остановились в одном из селений. Вскоре прискакали посыльные от местного помещика. Это был служивый дворянин Андрей Козьмин. Он приглашал князя со товарищами, а так же царевну Александру к себе на подворье, что находилось в двух верстах от селения. Мы поехали. Я, сидя на коне усмехнулась. Мне было интересно, где он разместит всю ораву. Ведь по-мимо князя и его сотоварищей, то есть других бояр, коих набралось два десятка, со мной ехала сотня сотника Кобылы, из личной, так сказать, гвардии Московского Государя. Эта сотня меня сопровождала везде. Такова была воля Василия Третьего. И эту волю оспорить никто не мог. Плюс двое моих палатинов из шести. Остальные остались с кадетами. Дядька Евсей, так же остался с кадетами. Со мной из моих гвардейцев ехали Степан и Айно-эст. Когда я сказала, что со мной поедут только двое из гвардейцев, между ними всеми шестерыми возник спор, кто поедет. Хотя Айно не спорил, он просто залез на коня, молча, приготовил лук со стрелами, повесил щит за спину. И с непроницаемым лицом стал смотреть на всех остальных. Остальные пятеро, как говорят в моём времени, зависли. Потом Божен возмутился.
— А ты чего эст на коня залез? Самый умный? — Айно никак не отреагировал. Был как каменное изваяние. Но всем видом показывал, что ему по барабану и он поедет в обязаловку. Пикировку всех остальных закончил дядька. Он рявкнул на них так, что кадеты, наблюдавшие за этим цирком, стали хихикать и посмеиваться. Дядька волевым решением сказал, что с царевной едут Айно и Степан. Возражать ему никто из палатинов не рискнул. Хотя все остались и недовольные. Но приказ, есть приказ.
Я ехала на своём коне. Вокруг меня были латники. Айно со Степаном ехали по обеим сторонам от меня. Они сразу дали понять людям сотника Кобылы, что это их законное место и уступать его они никому не собираются. Даже нижние челюсти выдвинули и смотрели с высока. Сотник Кобыла, глядя на них, только покачал головой.
— Царевна, они такие сопляки, но слишком уж дерзкие.
— С твоей точки зрения, они все сопляки. Хотя и не такие уж и сопливые. Они уже вкусили, далеко не первую кровь схватки. Они бойцы. И я их сама воспитываю. И каждый из них имеет право находится рядом со мной. Не серчай на них.
— Как скажешь, госпожа.
Хозяин подворья расстарался. Накрыл стол богатый. Женщины его суетились, как наскипидаренные. Не сильно богатый он был. Бояре из числа свиты князя смотрели на него свысока. Я же смотрела на него приветливо. Для меня не важно было его статус и богатство. Главное он служил Руси и её Государю. Видно было, что сам воин. Ему было лет сорок. Трое его сыновей, старшему за двадцать. Всё верно, здесь женились рано и рано заводили детей. Такое время, такая эпоха. Плюс три дочери. Жене его было около тридцати пяти. Симпатичная женщина. Но уже измотанная многочисленными родами и выглядевшая старше своих лет. В моё время, женщина в тридцать пять прекрасна, в самом расцвете своей женской красоты. А здесь уже считается старухой. Кошмар. Её звали Любава. Любава Никитична. Она держала коржец с медовухой. И сначала не знала кому его первому дать. Смотрела то на меня, то на князя Воротынского.
— Князю поднеси. — Сказала я, глядя ей в глаза. — Он старший. — Увидела как Любава вздохнула с облегчением, как и её муж. Поднесла коржец ему. Он взглянул на меня, улыбнулся и кивнул. Я ему тоже улыбнулась. Отпил, передал другому. Все отпили. Я спокойно стояла возле крыльца терема. Коржец выпили все. Мне ничего не осталось. Но меня это не напрягло. Я, наоборот, не хотела пить из общей чаши. Да и как-то не по покону было женщине пить из коржца в этом случае. Князь посмотрел на меня вопросительно. Мы с Воротынским вообще за это время стали понимать друг друга с полуслова и с полувзгляда. Я пожала плечами, типа ерунда. Не заморачивайся.