Александра
Шрифт:
Я смотрела на мужчину вытаращив глаза. Ничего себе.
— Да, дело поганое у тебя, казак, случилось. — Сказала ему. — А теперь боишься преследования?
— Всё так, Царевна. Но ты сказала, что с Дона выдачи не будет?
— Не будет. Ты всё верно сделал. Только о таком скотстве надо было сообщить Государю. Мужеложцев и прочих содомитов у нас не жалуют. Ты же знаешь.
— А кто бы мне поверил? Он с боярами в родстве, да князьями.
— С кем именно?
— С Шуйскими.
— Род Шуйских разгромлен. Можешь не бояться. Они мои личные враги. Возьми указ Государя. Прочитай
Казаки встали. Поклонились мне.
— Готовы, Царевна Александра Вячеславовна. — Ответил за Всех Иван Гойда.
— Тогда пойдёмте в церковь.
В небольшой деревянной крепостной церкви всё уже было готово. Батюшка уже ждал. Я достала ещё один свиток, в котором был текст присяги донского казачества. Пусть пока только эти пять поселений. Но это уже много. Это начало. Я верила, что с каждым годом количество донских казаков, присягнувших Москве будет только увеличиваться. Я раскрыла его.
— Казаки, повторяйте за мной. Это слова вашей присяги, вашей клятвы, которую вы дадите перед богом и людьми. Не забывайте этого. — В церкви по мимо нас и священнослужителя находились и сотник Кобыла, несколько его воином, а так же несколько человек из гарнизона крепости. Я начала читать. Делала паузы позволяя казакам повторить за мной.
— Мы казаки Дона, пред Честным Крестом и Святым Евангелием присягаем верой и правдой служить Руси Святой, Государю Московскому, Православной Вере, честному казачеству, свято хранить добрые казачьи традиции и обычаи. Защищать их в лихую годину брани, не щадя живота своего и крови своей. Не за страх, а по совести выполнять возложенную на меня обязанность по защите Отечества моего, подчиняться законной власти Государя Московского, Атаману, Священноначалию и иных не знать и не принимать. А данную мне власть, как воина русского не употреблять во зло Руси. А если нарушу я свою присягу и предамся врагам Руси, то пусть меня постигнет кара божия, в пятно позора и бесчестия ляжет на весь мой род до седьмого колена.
Я видела, как повторяя слова клятвы все казаки побледнели. Это была страшная клятва. Ладно если только ты подвергнешься каре божией, но тут каре и проклятию подвергнется весь род — отец, мать, братья, сестры, дети, внуки, правнуки, праправнуки на семь поколений. Люди здесь и сейчас верили в это неистово. Казаки преклонили колено. К ним подходил по очереди батюшка, давал поцеловать Евангелие и крест. Потом они поставили свои подписи на тексте присяги. Ну как подписи, отпечатки своих больших пальцев, смазанных красными чернилами, символизирующими кровь. Я так им и сказала, то не ваша кровь, а кровь Христа.
Когда оттиск своего большого пальца поставил последний из казаков в храм забежал один из воином гарнизона. В этот же момент мы услышали бой набата.
— Царевна, татары!
— Все оружные на стены. К бою! — Закричала я и мы выбежали из церкви. Казаки тоже были с нами, моментально выхватив сабли и палаши.
Взбежав на смотровую площадку одной из башен, я увидела конницу. Они двигались прямиком на крепость.
— Орудия готовы? — Спросила я стоящего тут же коменданта крепости. Это я так назвала главного по гарнизону. Здесь уже стали привыкать к новым словам.
— Готовы, Царевна. Заряжены шрапнельными снарядами. Встретим басурман как нужно.
— Стрелять только по команде.
— Слушаюсь, Царевна. — Ответил комендант. Потом повернулся и закричал. — Стрелять орудия по команде.
Ко мне присоединились мои палатины, сотник Кобыла и несколько его воинов. А так же трое казаков во главе с Иваном Гойда. Мы наблюдали за татарами. Их примерно было около двух сотен. Странно. Сколько я не вглядывалась, но больше я никого не видела.
— Они что, с таким количеством собрались штурмовать крепость? — Задала я вопрос.
— Сомневаюсь я. — Тут же ответил атаман Гойда. — С ходу к крепости не подойдёшь. С одной стороны Дон, с другой речушка малая, но с топкими берегами, с третьей ров с водой. — Да это было так. Своего рода неравнобедренный треугольник. Татары ехали спокойно. Не скакали галопом, не кричали, завывая, и не держали натянутыми, с наложенными стрелами, луки. Основная часть всадников близко не подошла. Ко рву подъехала небольшая группа в пять всадников и сошли с коней.
— Похоже, хотят переговоров. — Сказала я.
— Надо ли, Царевна? Может жахнуть из пушки шрапнелью и всё? Какие переговоры могут быть с басурманами? Обманут, как пить дать. Веры им нет. Мужа то твоего, боярина Ивана, так же убили. Пришли сначала с миром. А потом начали стрелами нас осыпать вероломно, да ещё и травленными. — Сказал комендант.
— Я знаю. Это те же татары?
— Да бог его знает. Хотя… Бунчук у них другой. Синяя лента видишь, матушка.
— А у тех, кто был, когда Ваню убили?
— У тех бунчук был с черной лентой. Матушка, они стоят в зоне поражения из пушек и наших стрел.
— Спросите, что им нужно?
Комендант крикнул в бойницу:
— Что вам надо?
— Говорить с ханакой, дочерью большого хана!
Все, кто был на смотровой площадке вопросительно посмотрели на меня.
— Ханака? — Переспросила я коменданта.
— Дочь хана. — Пояснил мне Кобыла.
— Понятно. Пусть эти пятеро проедут в крепость.
— Ты уверена, матушка? — Спросил меня комендант.
— Они хотят поговорить. Нельзя отталкивать того, кто приходит к тебе не воевать, а разговаривать.
Комендант крикнул, чтобы пятеро проехали к крепости. Им открыли ворота, при этом пушкари стояли возле своих орудий с зажжёнными фитилями, готовые в любой момент открыть огонь.
Пятеро всадников заехали на территорию крепости. Ворота за ними закрыли. Татары слезли с коней. Сняли свои шапки. Я стояла на крыльце терема, за мной стояла моя вооруженная до зубов свита. А так же на стенах были лучники. Приехавшие подошли к крыльцу и опустились на колени. Я ничего не понимала.
— Что вы хотите? — Задала им вопрос.