Александра
Шрифт:
— Твоей милости, ханака Искандера, дочь большого хана.
— Милости? А в чём эта милость должна проявиться?
— Я как старший рода, хочу попросить тебя принять мой курень под свою защиту. Мы принесём клятву верности до скончания времён на Коране, а так же поклянёмся великим Тенгри. Да, ханака, мы помним своих прежних богов и своих предков.
— Назови своё имя? — Потребовала я у пожилого мужчины.
— Меня зовут Урусоба. Так меня назвали в честь моего далёкого предка, хана орды Лукоморья. Я глава некогда многочисленного и сильного рода Чаргова. Или как вы русы звали нас Чарговичи. Мы кыпчакский род. Очень древний. Когда-то, давно, бунчук моего рода имел девять хвостов, что символизировало девять уровней неба и девять частей света, где властвовал Великий
— Тьма, это десять тысяч сабель?
— Да, ханака Искандера. Сотню сотен сабель и даже больше. Сейчас от некогда великого рода остались жалкие остатки.
— Сколько у тебя воинов?
— Меньше двух с половиной сотен. И то если я посажу в седло дряхлых стариков и совсем ещё детей, у которых молоко на губах не обсохло.
— Ты сказал ханский род? То есть, княжеский?
— Да, госпожа. Но мы потеряли это право, как и все остальные рода, после того, как были покорены туменами хана Бату. С тех пор только потомки монгольского рода Темучина или его ещё знали, как Чингисхан, имеют право на ханское звание. Первый удар, от которого не смогли оправится, мы получили от Субедея-тёмника и нойона Джебе, тех кто повел тумены Чингисхана сюда. В нескольких битвах, мы потеряли с монголами половину своего рода. Но тогда сумели удержаться. Нам пришлось склонить перед ними голову. С тех пор, с нашего бунчука были убраны восемь хвостов. Остался только один. Мы участвовали во многих войнах и набегах монгол. Постепенно наш род становился меньше. Женщины рожали меньше сыновей, чем их гибло. Мы теряли свои пастбища и кочевья. При хане Узбеке, сто пятьдесят лет назад мы вынуждены были отказаться от богов своих предков и принять ислам.
— А сейчас, как я понимаю, вас вообще вытеснили и оттуда, где вы ещё могли кочевать? — Спросила я старшину рода.
— Да. С одной стороны ногаи. С другой крымчаки.
— Кто из крымчаков?
— Бей Мурад. Его поддержал ещё один бей, его родич. Они забрали половину нашего скота. Если бы я не ушёл, он забрал бы всё остальное.
— Бей Мурад? — Выдохнула я со злостью в голосе. Сволочь. Ладно, смеётся тот, кто смеётся последним и месть, это блюдо, которое подают холодным. Посмотрела на стоявшего на коленях старшего рода Чаргова. Ладно, если убрать откровенных стариканов и совсем сопляков, то можно получить около двух сотен мотивированных конных воинов. Причём матёрых. Это хорошо. Плюс тысяча казаков, ну пусть не тысяча, даже пяти сотен хватит. И я очень надеялась на Петра Хлыстова, что ушёл с посольством к Эссен-тайши. Если у него всё получится, то я получу даже если опять же сотен пять отмороженных кочевников, которые всех ногаев, крымчаков и прочих считают врагами, то я пройду кровавым катком по степи, до самого Крыма. Но я эту тварь Мурада поймаю. Попрошу казаков его аккуратно на кол посадить, чтобы не сразу сдох, пёс паршивый. Насколько я помню, казаки были мастера на такие казни. Опять посмотрела на татар. Хотя, они сказали, что кыпчаки или ещё их называли кипчаки. В моём времени историки дали им название половцы. Что же, враг моего врага, мой друг.
— Ты складно говоришь, Урусоба Чаргович. Но как я могу тебе верить?
— Я поклянусь. Я же сказал.
— Что значит клятва, данная неверному, в моей случае неверной, да ещё женщине. Я правильно говорю Урусоба?
— По степи идёт о тебе молва, что ты не просто женщина, ты волчица. Ханум-воин. Дочь большого хана ромеев. Мои предки воевали с ромеями. И один мой предок уже служил Комниным. Ты же Комнина?! Дай и мы послужим тебе. А в залог, я приведу свой род сюда. Женщины, дети, старики. Все здесь будут и ты сможешь их всех убить, если будет предательство с моей стороны. Я отдаю тебе всю свою семью, ханака Искандера. И клясться буду на Коране и великому Тенгри. Я же сказал, мы не забыли богов своих предков и чтим их тоже. И ещё, у меня было пять сыновей. Осталось два. Один совсем ещё дитя, сосет у матери грудь. А другому минуло 14 вёсен. В последнем бою с нукерами бея Мурада посекли его. Плох он. По степи идёт молва, что ты большой лекарь. Знатные люди к тебе идут, чтобы ты избавила их от болезней. Спаси его и он будет служить тебе, как верный пёс.
Решение пришло сразу:
— Хорошо. Клятву я приму позже… — Помолчала, глядя на старейшину, потом добавила. — Хан Урусоба Чаргович.
Он вскинулся. Смотрел на меня. Я кивнула.
— Раз ты ханского, княжеского рода, значит хан. Больше законы Чингисхана не действуют. Чингизиды потеряли право на монополию.
— На что потеряли?
— На монополию. То есть, только им называться ханами. Я её отменила. Я выше ханов. Я потомок императоров. И это право мне дано богом и моими предками. Встань, хан Урусоба. Видишь вон там большие луга?
— Вижу, госпожа.
— Везите туда свои семьи. Раненых много у тебя?
— Есть, тех кого сумели забрать и кто ещё не умер.
— Всех раненых сюда в крепость.
Она склонился ещё раз.
— Благодарю тебя, госпожа. Ты не пожалеешь.
Он встал на ноги. Остальные татары тоже встали. Вывели коней, держа под уздцы из крепости. Вскоре часть войска, переместилась на луга около крепости. Часть ушла в степь.
— Царевна-матушка, ты что их сюда допустишь? — Спросил меня комендант.
— Допущу. Уже допустила. А что такое? Ты против, Архип?
— Не доверяю я басурманам. Обман это.
— Я тоже не доверяю.
— Тогда я не понимаю, Царевна?
— А тебе, Архип, не надо понимать. Тебе делать надо то, что я скажу. Главное, что я понимаю. Готовь избу под госпиталь. Мне нужны эти половцы.
— Кто?
— Кипчаки.
— Делай, что тебе говорят, воевода. — Процедил Божен. — Царевна знает, что говорит. Далее не твоего ума дело.
Одергивать его не стала. Воевода Архип недовольно посмотрел на Божена. Но тот только скривился. Айно Эст спокойно смотрел на коменданта. При этом его рука лежала на рукояти сабли. Казаки, наблюдавшие всё это, усмехнулись. Сотник Кобыла оставался безучастным. Смотрел на всё равнодушно.
Вскоре, часа через два стали подходить кибитки и арбы со скарбом. Всадники гнали довольно большую отару овец, табун лошадей и… Верблюдов! Неплохое хозяйство у Урусобы. На арбах сидели дети. Женщины шли рядом. К ночи на лугах запестрели юрты. Овец и лошадей половцы отогнали чуть дальше. Запылали костры. В крепость свозили раненых. Тех, кто сумел выжить к этому времени. У меня уже всё было готово. Вот только Фроси моей не было и Дарёнки. Я же не знала, что здесь придётся заниматься хирургией. Хотя свой саквояж с инструментами всегда в такие поездки возила с собой. Мало ли, что случиться?! Саквояж, это громко сказано, но мне сделали нечто похожее в слободе для иностранцев один немец, по моим хотелкам. Не совсем саквояж получился, но близко к этому. Зато удобно свои инструменты возить. Эфир у меня был в стеклянной бутылочке. Сделала несколько отваров из трав. И ещё был спирт во фляжке, которую мне так же сделал тот немец, из слободы.
Первого ко мне принесли сына Урусоба. Мальчишка. У него был сабельный удар. Кто-то хорошо постарался или у него была хорошая сабля, из хорошей стали. Пацану прорубили кольчугу и подоспешник. У него началось загноение. Я положила ему на лицо тряпку с эфиром. Он уснул. Рану вскрыла. Убрала загноение, почистила рану и наложила швы. Вышла к его отцу.
— Я сделала всё, что могла. Теперь всё будет зависеть от него самого.
Потом работала с другими. Восьмерым помочь уже было нельзя. Они умерли до восхода солнца следующего утра. Остальные выжили. Как и сын Урусоба. Звали его Аслан.
Казаки уехали утром следующего дня. Я составила список того, что необходимо их поселениям. В основном, продовольствие и порох.
Ноябрь 1512 года от Р. Х. Крым. Салачик. Ханская резиденция.
Менгли I Герай, шестой сын первого крымского хана Хаджи I Герая, после нескольких попыток стать крымским ханом. Какие попытки были удачными, какие нет. Он становился ханом несколько раз и так же несколько раз лишался ханского трона. Теперь же уже никто не пытался оспорить его право называться крымским ханом.