Александра
Шрифт:
— Седьмица это совсем немного, Василий. Не успеешь оглянуться, как дни пронесутся быстрыми скакунами.
— А у тебя готово венчальные одежды?
— Готовы. Тебе очень понравятся. И не только они.
— А что ещё?
— То, что под ними. Но это ты увидишь в опочивальне.
— Ох, Александра! Умеешь ты, дочка Евина, вводить во искушение.
— Искушать мужа, то не грех, а исполнение супружеского долга. Особенно если сама этого жаждешь.
Василий захохотал. Покачал головой и отпустил меня.
— У тебя на всё
— Да. Тем более, я не обедала.
— Почему?
— Всё делами занималась.
— Делами она занимается. Есть нужно, Саша, а то совсем исхудаешь.
— Ничего страшного, главное, чтобы не огрузнела и не раздалась в ширь, до безобразия.
— А что плохого в справной женщине? Дородность, это признак достатка и здоровья.
— А вот с этим я бы поспорила.
— С чем?
— Что дородность, это признак здоровья.
— Я не буду с тобой спорить. Тебя всё равно не переспоришь в этих вопросах.
— Василий, скажи, почему ты меня полюбил? Ведь есть много дородных девушек? За что ты меня полюбил, что готов нарушить правила, идущие с седой старины?
— Потому, что ты такая, какая есть. Ты не похожа ни на одну из наших девиц и женщин. Ты словно сошла из какого-то… — Василий замолчал, глядя на меня. Потом продолжил. — Заоблачного, былинного далека. Вокруг тебя словно… — Он опять замолчал, подбирая слова.
— Ореол, Василий? — решила помочь ему.
— Точно, Саша, ореол чего-то такого, что ломает привычный уклад жизни, переворачивает всё. Я когда первый раз увидел тебя, твои глаза, понял, что с этого момента ни мне, ни кому другому покоя не будет. Да и красивая ты, какой-то не нашей и в тоже время нашей красотой. Для тебя нет запретов. Нет ничего невозможного. Твой Корпус, твои пушки, разгром немцев с его хвалёными пикинерами, разгром крымчаков и даже османов, которые громят с легкостью европейские армии, доказательства этому. А ведь до твоего прихода об этом даже помыслить было невозможно. Твоя одежда. Твоя манера держаться. Один твой взгляд, заставляет именитых мужей опускать глаза. За тобой готовы идти в огонь и в воду.
Я протянула руку и погладила его по щеке.
— Ну вот видишь, Василий, какая тебе не спокойная жёнушка достанется. Так что подумай ещё раз хорошо. Нужна ли тебе такая. Может проще взять боярскую дочь или принцессу, княжну заморскую? Будет сидеть тихо в своей половине, ждать тебя у окошечка и вышивать что-нибудь, а не скакать на коне с саблей наголо. Не стрелять из лука. Не палить из пушек и воевать крепости вражьи?
Василий обхватил меня за талию, вновь прижал к себе.
— Нет. Другая мне не нужна. И тебя я никому не отдам. Поняла меня?
— Поняла. Не отдавай. А сейчас, может всё-таки поснедаем? А, Государь Великий?
— Да, обязательно. — Василий отпустил меня и крикнул: — Фёдор, еду несите.
Я помогла сложить карту и убрать её. Стали заносить блюда. Когда прислуга накрыла стол, спросила Великого Князя:
— Василий, а что, с нами ещё кто-то будет?
— Никого не будет. Почему спрашиваешь?
— Да тут еды, роту накормить можно. Ты всё же решил меня дородной сделать? — Он усмехнулся.
— Съешь столько, сколько съешь.
— Хорошо. давай я за тобой по ухаживаю?
— По ухаживай.
Мы сполоснули руки в бадье с ароматной водой. Потом я ухаживала за ним. Он говорил мне что будет есть, я ему клала на блюда куски.
— Вина налить?
— Налей, Саша и себе тоже.
Налила из серебряного кувшина в два кубка вина. Себе тоже положила. Ели с ним, разговаривали.
— Саша, мне тут нашептали уже. Ты татей да мошенников из разбойного приказа забрала?
— Я даже не сомневалась, что тебе моментально об этом настучат.
— Что сделают? Куда настучат?
— То есть, доложат или как ты сказал, нашепчут. Шептуны.
— Настучат… Ну ты иногда, как скажешь, что не сразу и понятно. Зачем они тебе? Особенно убивцы?
— Убивцы убивцам рознь. Там иногда очень интересные кадры бывают.
— Что за слово такое, кадры?
— То есть люди, которые представляют определённый интерес. И которых в перспективе можно использовать для дела.
— Для какого дела ты хочешь использовать мошенников и душегубов? По ним плаха плачет и дыба.
— Вот именно. И они это очень хорошо знают. А значит для искупления своей вины будут служить не за страх, хотя за страх тоже, но и за совесть.
— У татей разве есть совесть?
— У всех она есть. Нужно только уметь разбудить её. Плюс желание не просто жить, а жить хорошо и никого не опасаться, особенно ката с топором. А для какого дела, для дела защиты твоих интересов.
— Моих интересов? Руками татей и душегубов? Александра?!
— Василий давай прямо говорить. Государственные дела, в большинстве своём не делают, как говорят в белых перчатках. И часто приходиться обагрять руки кровью. Увы, но таков этот мир. И для защиты интересов Русского Государства, если это необходимо, то можно использовать все средства. Ибо цель их оправдывает. А некоторые дела лучше всего могут сделать именно мошенники и душегубы, как ты сказал. Конечно, проще казнить или изуродовать. Но может лучше использовать их к выгоде своей? Тем более, я же не всех подряд беру. А выбираю тех, кто может пригодиться.
— Ладно, я не буду вмешиваться. Посмотрю, что у тебя получится.
Я как раз хлебала уху из стерляди. Очень вкусная, язык проглотишь. Кивнула князю.
— Спасибо, Василий. Я тут хочу папскому легату письмо одно показать. Тамплиерами писанное.
— Что за письмо?
— В нём говорится, что они собираются сделать с папством. А так же с некоторыми государями Европы, королями, владетельными князьями, герцогами, курфюрстами и их правом на власть. Особенно это касается Французской королевской династии.