Александра
Шрифт:
— Господи, кошмар какой! А что сократить гуляния нельзя? Ванечка, нам дело нужно делать.
Иван встал, начал надевать портки. Потом рубаху. Смотрел на меня умоляюще. Но я выдвинула нижнюю челюсть и отвернулась. Услышала его грустный вздох.
— Да, Ванечка. Надо было раньше думать. — Сказала ему. — Знать на ком женишься. Если ты думаешь, что я буду сидеть у окошка и ждать тебя, что-нибудь вышивая, то ты ошибся. Я не буду этого делать. Хотя искусство вышивки постараюсь освоить. Хочу тебе вышить рубаху. Но не более. Извини, Вань.
— Да я и не думал об этом. Может я тебя и полюбил именно
— Хорошо, Ванечка. Давай поговорим вместе. И сделаем макет замка.
— Макет?
— Макет. То есть, в уменьшенном виде сделаем из глины маленький замок Ульриха. Словно с высоты птичьего полета. Понимаешь? Мне надо знать всё. Сколько башен, где резиденция Ульриха, где и какие постройки? Где казармы для солдат.
— Каких солдат?
— Воинов.
— Понял.
— Вот и хорошо. Можешь сейчас сходить и позвать дядьку Евсея?
— Саш, но у нас свадьба.
— Одно другому, Ванечка, не мешает. Давай иди. А я пока приведу себя в порядок.
Помогла ему одеться. Штаны, сапоги. Застегнула на нём кафтан. Поцеловала его в губы.
— Иди, Ванечка.
Муж ушел. Привела себя в порядок. Заплела косу. Надела шаровары, верхнюю татарскую праздничную одежду. Надела на голову кубанку. Женские наряды Руси 16 века надевать совсем не хотелось. В этот момент заявились две девушки из прислуги. Увидев мою косу, замахали руками.
— Боярыня, как же так? Нельзя этого делать?
— Что нельзя?
— Косу такую плести.
— Не поняла? Мне что, простоволосой ходить?
— Нет. Вы теперь мужняя жена. Надо две косы плести и складывать их на голове, и закрывать кокошником.
— Этого мне ещё не хватало! У меня кубанка есть.
— Матушка-боярыня, но одну косу мужняя жена не плетёт.
— Хорошо. Заплетите две. Но кокошник я надевать не буду. Он не подходит к этой одежде.
Села на лавку. Одна из девушек стала плести мне две косы. Заплела, уложила и закрепила. Я сверху надела кубанку. Хорошо, косы у меня не большие, а то даже не знаю, чтобы и делала. Вторая девушка протянула мне серьги. Серебряные, довольно массивные.
— Что это?
— Серьги, матушка-боярыня. Подарок Вам от мужа.
— Положите вон в ту шкатулку. — Девушка выполнила моё требование. Обе вопросительно посмотрели на меня. Что ещё надо им?
— Можете быть свободны.
Встала. Оглядела себя. Шаровары с узорами, не в облипку, но и не болтаются. Всё ровно. Сапоги до колен. Специально мне такие пошили. Праздничная чоба, чуть ниже колен, с вышивкой и небольшими разрезами по бокам. Под чобой рубаха. Тоже с вышивкой. В ушах золотые серёжки с камушками. На левой руке часы. Должно быть нормально. Открыла дверь и вышла. Там меня ждали отосланные девушки. Перед трапезной, где опять собрались гости, или они вообще не расходились, у меня возникло такое ощущение, меня ждал Иван. Одежу вчерашнюю он сменил. Был красный кафтан, сейчас зелёный. Красавчик. Я взяла его под руку и мы зашли к гостям. Василий с Еленой были уже здесь. Ленка была наряжена, как новогодняя ёлка. Я, глядя на неё, усмехнулась. Подруга вытаращилась на меня и недовольно засопела. Вяземскому, его супруге и некоторым гостям не понравилось, как я вырядилась. Типа не по покону предков. Но было глубоко фиолетово. Статус принцессы, нарушающей принятое поведение для женщин, я уже заработала. А если возьму замок фон Деница и вынесу его под ноль, это воздвигнет меня на такую высоту, что никто вообще не вякнет в мою сторону.
Народ опять веселился. Ели, пили. На этот раз и мы за столом тоже ели. Нам с Еленой даже вина налили в кубки. Кубки были серебряные. Наши мужья пили медовуху хмельную.
Мы с Еленой опять сидели вместе. А Иван с Василием по краям.
— Саня! — Прошипела Елена, отпив из кубка. — Вот ты наглая!
— Не поняла? — Тихо задала вопрос.
— Почему мне не сказала, что можно так одеться?
— А когда бы я тебе сказала? Мы с тобой со вчерашнего вечера не виделись. Что, Лен, не нравится одёжка молодой боярской жены?
— В гробу я её видала и белых тапках. Тяжело. Хочу нашу, татарскую.
— Ну так и надо было надевать.
— Ага, надевать. Наденешь тут. Это не вместно, то не вместно, а вот это в самый раз. Ибо не гоже царевне и боярыне надевать такое, чай не басурмане поганые. Чтоб их всех!
— Ладно, хватит ныть. После наденешь. Расскажи лучше, как ночь брачная прошла?
— А чего рассказывать. Сапоги я Васе отказалась снимать, сама на постель залезла и ему ноги свои сунула. Сказала если хочет любви, то пусть с меня сапоги снимет. И свои тоже, но после моих.
— И как?
— Нормально. Не кобенился. Стащил, от нетерпения подол мне там же давай задирать, пришлось его немного тормознуть, а то чуть сам в сапогах на койку нашу не заскочил. Потом я поела. Он сидел, ждал, слюнями давился.
— Ты что, его не кормила?
— Он сам не хотел. Ему другое надо было. Ну а я что? Мне больше досталось. Потом правда оторвались на всю катушку. — Она хихикнула. — Рассказала ему про индийскую камасутру, в перерыве, когда он собирался с силами. Вася заинтересовался. Попробовали несколько вариантов. Так он потом в меня так вцепился, словно боялся, что я потеряюсь. Сказал, я тебя никому не отдам. Всем глотки перегрызу. Смотри какой довольный сидит. Ну а ты?
— Тоже нормально. Полночи трахались, как заведённые. У меня чуть из ушей уже не бежало.
— Что, Сашка, оторвалась? У тебя ведь сколько мужика не было?
— Больше года. Как Ваню с папой схоронила, так и всё. Что лыбишься?
— Ничего! — Лена засмеялась. Я тоже. — Да ладно, Сань, зато залетишь и родишь лялечку.
— А ты?
— И я, Саш. Вот мы с тобой попали! Я вообще до 28 не планировала рожать. И что мне теперь делать? Вася же не поймёт такого хай-тека!
— Не поймёт, Ленка. Тут эмансипация никак не проскочит. Прикинь?!
— Люба моя, о чём это вы говорите с Еленой? — На меня посмотрел Иван. С другой стороны, так же смотрел Василий. Мы с Еленой переглянулись. Я лучезарно улыбнулась мужу.
— Это мы, Ванечка, о своём о женском. Вам, мужам знать не обязательно. Подслушивайте да, братья Вяземские? Ай-яй-яй, не хорошо.
— Саш, мы не подслушиваем. Просто вы заговорили о детях. Мы с братом очень надеемся.
— На что, Ванечка?
— Как на что, Сашенька? На детишек. И не только мы. Но и родители наши.