Александровский cад
Шрифт:
– Кстати, познакомься: Сергей Мартынов, начальник моего штаба.
– Наслышан, – хмуро ответил Алексей.
Мартынов с напускной веселостью встрял в разговор:
– Вась…
Но Сталин неожиданно схватил его за грудки и затряс что есть силы.
– Что же ты, сволочь, натворил?!
Затем выхватил пистолет:
– Убью! Прямо здесь!
Тревога промелькнула в глазах Мартынова, и он быстро-быстро заговорил:
– Я не виноват! Это случайность!.. Она как бешеная бросилась на меня, я и выронил.
Сам еле сдерживаясь, Казарин сделал шаг и встал между Сталиным и Мартыновым.
– Успокойся, Вась, успеешь еще, – после чего подошел вплотную к Мартынову: – Случайность, говорите?
– Бе-зу-слов-но.
Алексей украдкой взглянул на жену.
– И вы ни в чем не виноваты?
– И я ни в чем не виноват, кроме одного… – В голосе Мартынова появилась ирония. Он, похоже, очень быстро понял, в каком ключе следует далее вести разговор. – Товарищ Казарин, я понимаю, что произошел вопиющий случай. Но повторяю: я собирался кинуть снаряд в реку. Вам, конечно, удобней поверить своей жене. – При этих словах он фальшиво потупился. – К тому же у вас есть все основания ненавидеть меня в связи с возникшими между нами личными обстоятельствами…
Танька вспыхнула как спичка и, вскочив с дивана, закричала:
– Ах ты, тварь! Какие еще обстоятельства?!
Алексей строго кашлянул:
– Сядь… те, пожалуйста, Казарина.
Но она завелась не на шутку.
– Сядь, Танюх. – Василий с трудом усадил подругу.
Алексей встал и, подойдя к Мартынову, бросил перед ним на стол фотографию Ладыниной.
– Это вам просил передать Осепчук.
Затем он вытащил из кармана еще две точно таких же карточки.
– А эти – два летчика…
После этого Алексей достал еще несколько:
– Эту – убитая женщина из Лебяжьего переулка. А вот эта находилась в вашем кабинете и стояла на рабочем столе под фотографией… – Казарин покосился в сторону Тани. – … Под другой фотографией.
Сталин, недоуменно наблюдавший за этой сценой, начал терять терпение:
– И что это значит?
– Что это значит?! – переспросил Казарин. – А значит это то, что все члены диверсионной группы почему-то, ну совершенно случайно, таскали с собой фотографию Ладыниной. Имелась она и у товарища Мартынова. Тоже совершенно случайно!
– Чушь. – Мартынов, нагло прищурившись, смотрел на Казарина. – Полнейшая. Чистое совпадение.
Алексей спокойно собрал фотографии и передал Сталину; тот, ничего не понимая, стал вертеть их в руках, рассматривая со всех сторон. Собравшиеся следили за каждым жестом Казарина.
– Ну конечно, чушь! – спокойно произнес он. – Как и то, что целью этой группы было похищение или устранение детей Сталина, что у них явно был источник в Кремле, что они знали основные маршруты, знали о романе Светы с Каплером…
Все замерли, но Мартынов, явно не собираясь сдаваться, фыркнул:
– Товарищ капитан, а я-то здесь при чем? Вы в своем уме?!
И тут Лешка пошел ва-банк. О том, что это блеф, знал только он.
– А при том! Записка, найденная в кармане убитого Шлыкова, та самая с буквами и цифрами, написана вашей, Мартынов, рукой. Экспертиза это уже установила.
Василий замотал головой. Он явно не успевал за ходом казаринской мысли.
– Это что, Сережа, правда?
– Чушь собачья! Чушь. Вася, ты кому веришь? Особистам? Ты мне верь – товарищу, другу своему…
Таня опять не выдержала:
– О дружбе заговорил? А полковника Клещева ты тоже по дружбе убил?
– Я?! – Мартынов не ожидал такого поворота. Он поперхнулся, закашлялся и вдруг выпалил: – Я не виноват. У него же шасси отвалилось…
Все замолчали, а Алексей взял табурет, сел напротив и усмехнулся:
– А откуда ты знаешь про шасси? В отчете-то про шасси ничего нет.
Мартынов понял, что выдал себя.
– Ладно! Все скажу, – опустив голову, пробормотал он. Немного помолчал, собираясь с мыслями, и вдруг попросил: – Дайте воды.
Казарин сделал знак солдату возле дверей. Тот подошел к ведру, стоящему на подставке справа от входа, набрал полную кружку и поднес к губам арестованного. Пока Мартынов жадно пил, проливая воду на грудь, Татьяна попыталась встретиться взглядом с Казариным, но он почему-то отвел глаза.
Наконец Мартынов напился, глубоко вздохнул и заговорил:
– Незадолго до войны я вместе с отцом, который летал на завод Мессершмитта, оказался в Германии, – начал он свой рассказ. – Как и все наши, был в шоке от магазинов. А потом… – Мартынов на секунду задумался: – … Потом погорел на ерунде. Вспомнить противно. Я всю жизнь собирал открытки кинозвезд, вот и взял одну со стойки у киоска. Тайком. А проходившая мимо старая немка, сука, увидела и подняла такой крик, что полицейские прибежали как ошпаренные.
При этих словах Васька почему-то презрительно хмыкнул.
– Ну а в полиции церемониться не стали. Быстро позвонили куда следует, и через полчаса со мной уже говорили другие люди.
Мартынов замолчал, припоминая подробности допроса гестаповцев.
– Был у них там такой – с усиками, как у фюрера. Он сразу сказал, что у меня нет никаких шансов. Да я и сам понимал: советский человек, попавшийся на воровстве, да еще за границей, – несмываемый позор! Конец родительской карьере – это в лучшем случае. А немцы, когда увидели, что я «поплыл», такие добрые стали. Подпиши, говорят, бумажку, и никто ничего не узнает. Что я мог сделать? Страх меня обуял такой, что вспомнить жутко!
Василий не выдержал:
– Ты, гадина, из нас слезу-то не вышибай!
Мартынов посмотрел на Сталина пустыми глазами.
Это был взгляд затравленного волка.
– А что рассказывать? Как перед самой войной, когда я уже и вспоминать-то перестал об этом, разыскали они меня в Москве? Как напомнили про ту бумажечку распрекрасную? Как уже в июне сорок первого поручили мне проникнуть в твое, Вася, окружение и постараться стать тебе другом?
– Вот же гнида, – прохрипел Сталин.