Алексей Толстой
Шрифт:
Толстой выступает со своими рассказами в Елизаветграде, Екатеринославе, Николаеве, Херсоне. Он не приемлет Советскую власть, новые порядки, но замечает и другое: вожди белых оказываются неспособными удержать от разложения своих сторонников. Каждый отряд действует на свой страх и риск. Каждая войсковая единица выдвигает свои требования, свою программу.
Одно время Толстому показалось, что именно союзнические войска спасут страну от гибели. Положение в Советской России в конце 1918 года было критическим. В статье «Пусть не ошибутся» Толстой приветствовал союзников, пришедших «нам на помощь». Пройдет не так много времени, и он разочаруется в союзниках.
В конце ноября в черноморские порты прибыла французская эскадра. Вскоре ожидалось прибытие сухопутных войск. Одесса становилась военно-морской базой, из которой должно было начинаться продвижение на север. Путь от Одессы до Киева почти свободен. Гетманская власть доживала свои последние дни. Но тут петлюровцы захватили Одессу. Командующий французским флотским отрядом Энно создал в городе особую союзную зону, охраняемую французскими матросами и объявленную недоступной для петлюровцев. Оживилась деятельность добровольческого центра. Генерал Гришин-Алмазов организовал сильный отряд добровольцев и в середине декабря 1918 года отдал распоряжение занять ряд правительственных учреждений. Началась перестрелка с петлюровцами, а через несколько часов они оставили Одессу.
Утром 19 декабря город заняли добровольцы, повсюду развевались трехцветные русские флаги. Эти события всем тогда показались символичными, теперь-то уж национальный флаг никогда не будет опущен в Одессе. Стали прибывать войска союзников. Уже поговаривали о том, что скоро начнется наступление на Киев, а потом на Москву. Но вот другие слухи поползли по Одессе: рабочие Англии и Франции твердо сказали: «Руки прочь от Советской России!»
Толстой был там, где непосредственно бушевало пламя гражданской войны. Температура поднялась до высшей точки, и огненная стихия должна была оставить страшный след. Война опустошала душу народную, но в ее огне сгорало немало старых убеждений, взглядов, иллюзий, предрассудков и наслоений.
Во время своих поездок по южным городам Толстой обратил внимание, что прежде всего1 крестьянский вопрос волнует большинство участников событий. Этот вопрос недаром называли осью русской жизни. Крестьянство стремилось завоевать помещичью землю и с оружием в руках охранять свои права на завоеванное. Крестьяне не хотели журавля в небе, они предпочитали синицу в руках, они устали от платонических обещаний.
Толстой, оказавшись на юге России, понял, насколько вопрос о земле стал актуален и злободневен. Повсюду он наталкивался на разгромленные усадьбы, поджоги экономий. Все это привело к грозным последствиям: недосеву, уничтожению инвентаря, к гибели сельскохозяйственной промышленности.
Толстой не мог не видеть, как прохладно, а то и враждебно относятся к белым крестьяне тех областей, где установились жестокие порядки по отношению к местному населению. Приказы о мобилизации не давали почти никаких результатов. Население уклонялось от воинской повинности. Толстой видел, с каким ожесточением красноармейцы, вчерашние крестьяне, воюют против помещичьих сынков.
Часто бывало так, что среди командного состава того или иного воинского соединения находились владельцы только что занятых войсками помещичьих усадеб, разгромленных до этого крестьянами. Тогда начинался суд и расправа.
Все это зажигало вновь костер социальной ненависти, придавая и самой «добровольческой» армии в глазах крестьянства откровенный дворянско-помещичий характер. Побеждала в этих случаях классовая ненависть и безудержное чувство мести.
Свое отношение к этой борьбе Толстой выразил в повести «Ибикус». Алексей Николаевич вспомнил осень 1918 года, когда он и видел и слышал от многих, как действовали так называемые «контрибуционные» отряды.
Помещик, определив контрибуцию за разоренное имение, взыскивал ее с помощью австрийцев или немцев. Обычно довольно солидный процент этой контрибуции он обещал командиру карательного отряда. Так от села к селу переходили эти отряды, вселяя в сердца мужиков озлобление и ненависть.
Толстой побывал в одном из таких имений.
Картина разгрома произвела на него гнетущее впечатление. Богатый барский дом был разрушен. Крестьяне смотрели исподлобья. Он чувствовал, что в атмосфере деревенского бытия накопилось много электричества и разряд не заставит себя долго ждать. И взрыв произошел, вызвав немало жертв, новых страданий, слез и горя.
Толстой видел, что аграрные беспорядки все чаще принимают дикую форму погромов, грабежей и насилий.
По Одессе бродили толпы бездельников, спекулянтов, жучков, маклеров, менял, паразитов без веры, без родины, без совести. Все эти толпы беженцев, суетливых, бездарных, унылых, представлялись Толстому порождением «тьмы, ужаса и развала». Такая современность не могла заинтересовать Толстого-художника, хотя какие-то впечатления плотно залегли в его сознании, чтобы спустя несколько лет вылиться в «Похождениях Невзорова».
А пока уставший от действительности Толстой снова, как в забытьи, погрузился в полюбившийся ему XVIII век, с увлечением начал работу над пьесой «Любовь — книга золотая», над повестью «Лунная сырость», в основу которой было положено предание о графе Калиостро.
Союзники между тем сворачивали свою деятельность на Черном море. Белые напрасно рассчитывали на их помощь. Красные стремительно приближались.
Толстой, услышав о том, что министерство Клемансо пало, что палата депутатов отказала в кредитах на содержание французских войск на юге России, тотчас же подумал об отъезде.
Вот что записал он тогда в своем дневнике: «Кончал 3-й акт пьесы. Мар. Сам. вызвала Нат. на площадку. Я вышел — вижу взволнованные, но внешне спокойные лица… Французы сдают Одессу, мы уезжаем сегодня.
Началось, точно медленное раскручивание спирали, отчаяние. Вышли на улицу. Серьезные лица офицеров. Один стоит, держится за лоб. Много простонародья. Сдержанно веселы. Ближе к центру больше волнения и слухи. Слухи вырастают прямо на улице, накручиваются, как ком, разбиваются.
Зашли к Цетлиным, простились. Все уезжают. Чувство одиночества, покинутости. Не могли спать ночь. Обреченные на голод, на унижение. Утром пошли в город. Цетлины еще не уехали. Только в 5 ч. решаем ехать. Идем в Городской союз — там Фундам, раздает паспорта. В 3 1/2 начинается частая стрельба по спекулянтам. Шарахается публика, бежит, возвращается. Появляется Наташа с детьми и вещами. Бунакова еще нет.
Решаем остаться. Говорят, по пути к порту убивают. Не можем разменять денег, появляется Бунаков. Мы едем.
В порту в ожидании катеров перед цепью офицеров. Горы багажа. Кражи. Доносится все время артиллерийская канонада.
Погрузка на катер. Пароход «Кавказ». Погрузка на него. Корзины летят в воду. Размещение по трюмам; неожиданность — пароход будет стоять два дня. Пароход продолжает грузиться… Еда из общего котла. Уходим на внешний рейд. Все, как во сне. Неудобства почти не замечаются, состояние анестезии: слишком все неожиданно, хаотично, будущее страшно и непонятно. Слухи самые фантастические проникают и охватывают пароход, как чума. На набережной при погрузке багажа — матрос с винтовкой на возу: «Дорогие мои, зачем бегите? Оставайтесь, всем хорошо будет». Черная, счастливая, широкая рожа».