Ален Делон без маски

Брагинский Александр Владимирович

«В той сфере деятельности, которая стала моей, считается неприличным, чтобы Делон выступал в качестве режиссера, снимающего французских актеров во французских фильмах. Начинаются ухмылки, пожимания плечами. Меня долгое время считали легкомысленным придурком. Я действительно не образован, не следую общепризнанным правилам поведения. Правда, что в самом начале я продвигался ощупью, как слепец. Но по прошествии многих лет я за все сполна рассчитался – ведь платить надо за все! – и обрел „второе зрение“. И внезапно – ты заметил? – прекратились все насмешки. Вчерашние шутники лишь в недоумении покачивают головами».

«Вот откуда мои резкость и запальчивость. Мой сволочной характер существовал всегда, теперь он стал еще хуже. Из своего затворничества я выхожу лишь по делам. Совершив набег на внешний мир, я снова уединяюсь в своей крепости и поднимаю мосты над окружающими ее рвами. Чтобы тебя любили, надо всегда

улыбаться, перед всеми расшаркиваться, добиваться всеобщей благосклонности, носить в портупее свое, пусть лживое и фальшивое, сердце. Улыбаться важнее, чем быть самим собой. Но пресмыкаться – не в моем характере. Потому что тогда человек утрачивает свою личность. Она становится подделкой, превращаясь в прыгающее через обруч по чьему-то свистку существо. Утверждая, что являюсь звездой, я имею в виду следующее: мне нравится быть первым, я не скрываю этого. Но я стремлюсь к этому не из мелкого тщеславия. Я хочу, чтобы меня считали звездой в знак признания моих трудов, упорства и, если можно, заслуг. Если бы я стал боксером, я добивался бы звания чемпиона мира, стал бы велогонщиком – Акителем, а не Пулидором, а если теннисистом, то Боргом, а не Родригесом. Став актером, я неистово стремился стать Делоном. Это было не просто. Выиграть такие скачки – не легкое дело. Кто-то падает и разбивается, кто-то сходит с дистанции, кого-то освистывают… Да, это тяжело. Особенно если ты поклялся не отступать. Согласен, у меня гнусный характер, но по крайней мере есть какой-то характер, а это не часто встречается. К тому же я обратил внимание, что гнусный характер проявляется при общении с теми, у кого его нет вовсе. Мне 45 лет, и когда я оглядываюсь на прожитую жизнь, что я вижу? Двадцатилетнего паренька, спустившегося по трапу корабля в Марселе, морского пехотинца с коротко остриженными волосами, только что прибывшего из Индокитая. Покинутого всеми, одинокого паренька, который – с его-то характером! – вполне мог покатиться вниз. Судьбе угодно было сделать его актером. Спасибо, судьба! Но спасибо и мне самому и еще нескольким людям. В течение двадцати пяти лет я сам прокладывал дорогу и теперь, оглядываясь назад, могу сказать: „Все в порядке. Тебе пришлось драться. Ты не отсиживался в своем углу. Ты никогда не отступал“. Я работал, любил – немного и не очень счастливо, пока не обрел мир с той, которая всегда теперь со мной. Моему сыну шестнадцать лет. Я его понимаю: не просто быть сыном Делона. С трепетом думаю: а может быть, это не так уж плохо? С трепетом, потому что всегда хочется, чтобы сын шел по твоим стопам – одновременно отличаясь от тебя и будучи похож на тебя, но в результате оказывается лучше тебя. Мне хорошо известно, что это невозможно. В 16 лет у меня уже была своя жизнь. Я не был сыном Алена Делона. Но хватит об Антони. Это его дело быть моим сыном. Посмотрим, как он справится с этим».

«Что бы я хотел еще сказать, возвращаясь к понятию кинозвезды? А вот что – только слушай меня внимательно: миру нужны звезды. Без них он бы зачах от тоски. Ему надоело барахтаться в посредственности. Я имею в виду, что ему нужно мечтать. Во всех областях жизни и когда угодно. Так вот, если я через своих героев, через все то, что сделал, приношу людям мечту, значит, я не зря прожил жизнь. Мечта нужна всегда, и она будет жить, пока в мире есть звезды… Без них – в кино и на улице, в воображении и реальной жизни, воцарилась бы тьма».

Стоп. Я кончил. Все ли правильно? – «Так точно», – произносит Делон. – Ты все понял? – «Все именно то, что я хотел бы сказать. Ты усек самую суть». – Не перехвалил ли я тебя? – «Не думаю. Ты попал в самую точку». – Это было не просто. Я шел по тонкому льду, боясь провалиться в воду.

Он молча гладит Маню, огромного сторожевого пса, похожего на черную пантеру. Ален Делон обожает это чудовище редкой и ценной породы».

Надеюсь, читателю было не скучно познакомиться с подобным экскурсом в душу моего героя, с портретом, нарисованным Жаном Ко. Это было написано, когда Ален Делон отмечал свои 45 лет и 25 творческой деятельности, как у нас принято писать в таких случаях. Жан Ко прав: у Делона мало настоящих друзей. Сам Жан Ко был среди них до конца жизни. Среди тех, кто давно покинул сии места и кто был ему другом – Бернар Блие, Жан Габен, Лино Вентура. Он часто отпугивает людей, даже искренно к нему расположенных. Ален Делон соткан из противоречий, в нем, как в большой куче пустой породы, можно иногда с большим трудом разглядеть крупинки чистого золота. Но они есть, эти крупинки! Если этот человек хочет кого-то обаять, он это делает легко, в былые времена (да и сегодня) ему ничего не стоило вскружить голову женщинам.

Жана Ко, впрочем, перехлестывают эмоции. Так что возникает желание с ним поспорить. Он пишет, скажем, что Ален Делон лишен тщеславия. Нет такого актера

на свете, который был бы лишен тщеславия! Тщеславие – двигательная пружина любого актера. Без него он не добьется успеха. Именно это тщеславие толкнуло Алена Делона на продюсерскую стезю. Он хотел быть сам себе хозяином. Это же сподвигло его перейти по другую сторону камеры – то есть стать режиссером. Впрочем, он довольно быстро остыл к этого рода деятельности. Ален Делон всегда считал себя киноактером – редкие «эскапады» на театральной сцене лишь подтверждали его правоту. Хотя он и не опозорился в тех редких случаях, когда выходил на сцену, а в последний раз, по выражению его друга Бельмондо, даже вышел на нее смело «через парадный подъезд».

Жан Ко считает, что Делон сделал себя сам. Это несправедливо по отношению к тем людям, которым он обязан своим восхождением на Олимп. Да и сам Делон всегда это признавал, называя Клемана, Висконти, Мельвиля, Дерея – и этот список можно продолжить. Ален Делон оказался в их руках податливой глиной, из которой можно было лепить что угодно. И это позволило им вылепить того Делона, которым он и сам справедливо гордится.

Жан Ко пишет о месте в жизни Алена Делона его первого сына Антони. Вначале он действительно занимался сыном, даже пытался его сделать волевым, лишенным страха, но занятый своими делами, так редко его видел, что Антони стал от него отдаляться. К тому же сын, обладая таким же «гнусным характером», как его отец, постоянно сталкивался с ним. Антони бунтовал, потому что не стремился стать подобием отца, хотя, очевидно, гордился им, но никак не хотел это показать. Первый отцовский опыт оставил в душе Алена Делона только ощущение горечи. Потому он так долго не хотел иметь детей от женщин, с которыми жил. Однако в нем, несомненно, теплилась отцовская лампада, и первая, кто этим воспользовался, оказалась голландка Розали ван Бремен.

(К сожалению, Мирей Дарк не могла иметь детей, у нее было больное сердце, и врачи запретили ей и думать о ребенке.)

Они познакомились давно, пересекаясь на светских тусовках, приемах, театральных и кинопремьерах. А потом однажды, находясь в Риме, он позвонил Мирей, предложив сняться в «Джеффе», сам принес ей сценарий. По словам Мирей Дарк, тогда-то и началась их любовь, продолжавшаяся 15 лет. «Прежде он мне представлялся слишком красивым и внушал страх, – рассказывала она, – а в разгар дела Марковича он оказался в ситуации, когда проявилась его слабость, когда он стал нуждаться во мне. Он стал доступен. И я забыла про свой страх».

Мирей Дарк становится его помощницей в делах, партнершей в картинах, советчицей. Она продолжает: «До этого, много снимаясь, я в течение десяти лет только и делала, что меняла отели. Некогда было вздохнуть. Мне надоело в одиночестве рассматривать себя в зеркале. А также причесываться, краситься, изображать некий персонаж. Мне захотелось жить с мужчиной, заботиться о нем, создать семью, жить, как женщина, а не актриса (…). У меня было несколько жизней с Аленом. Казалось, я все время снимаюсь в каком-то фильме. Мы принимали в доме много гостей. Все выглядело так, будто я делаю то, что хочу и чего бы иначе никогда не смогла бы сделать. Я вела дела. Я использовала свою свободу, чтобы вкладывать силы в абсолютно разные вещи. Ради него, ради него, ради него».

Мирей воспитывала Алена, чтобы он не бросал ее посреди зала, если она ненароком отвлекалась и начинала разглядывать других людей. Так было несколько раз. После чего она получила от Жана Ко длинное письмо, в котором тот пояснял ей, что такое быть хозяйкой дома Делона. Постепенно, начав его понимать с полуслова, она осознала, что значит быть нужной такому человеку, как он.

И вот он все-таки ее бросил… Спустя год после их разрыва она признавалась в интервью «Пари-Матч»: «Пока мы жили вместе, у него было много приключений, но как могло быть иначе?» Делон не делал драмы из того, что у них нет детей. Но все равно это была драма, говорила она позже. А потом ей сделали операцию на открытом сердце. Прошло еще некоторое время, и однажды Ален сказал ей: «Так не может продолжаться. Я влюблен в другую». Это была тогда Катрин Пирони, с которой он сблизился в Женеве, а потом поселил на Лазурном берегу.

Мирей сначала ничего не поняла. Но ей не пришло в голову просить объяснений, она молча собрала вещи и уехала. Она до сих пор помнит этот день – 12 июня 1983 года. А 7 июля, возвращаясь по делам Алена из Италии (она все еще вела его дела), она попала в автокатастрофу в Аостском туннеле. Узнав о случившемся, Делон проявил свои лучшие качества. Он вывез ее на своем вертолете и поместил в лучшую швейцарскую клинику. Врачи не верили, что она выживет. Но Делон выходил ее. Он проводил у ее постели круглые сутки, пока Мирей не выздоровела. А потом объявил ей, что разлюбил и уходит. Там, в клинике, они и расстались, как она говорит, «на этот раз навсегда».