Алёша Карпов
Шрифт:
Хотя в ясные дни со стороны юго-востока Юрма и венчающий ее хребет — исполинские ворота — видны за сорок верст, все же пробраться туда трудно.
Даже и на большой высоте гора изобилует ключами, речками и топями. Покрытая частым, трудно проходимым лесом, она встречает путника густыми туманами, мяуканьем рысей, а иногда и рявканьем медведей. Однако для подпольщиков это было одно из самых спокойных мест. По установленному правилу члены комитета могли приходить сюда, лишь соблюдая все правила конспирации. Теперь здесь часто бывал Ершов. Он вынужден был скрываться в этом месте
Сегодня, в погожий осенний день, по запутанной, едва заметной тропинке к Чертовым воротам поднималось три охотника. На подходах к Юрме, на ее многоверстном подъеме им часто встречались легкие, быстро убегающие дикие козы. Два раза за деревьями показывалась спина лося. Но охотники, не снимая с плеч ружей, продолжали свой путь к хребту.
Во главе группы с берданкой за плечами крупно шагал Шапочкин. Мурлыча песенку или тихо насвистывая, он иногда останавливался, долго осматривал окружающие деревья и по одному ему известному признаку определял дальнейшее направление.
За ним, на небольшом расстоянии, с такими же котомками за плечами, один за другим шли Папахин и Барклей.
Не дойдя нескольких сот сажен до Чертовых ворот, группа круто свернула в сторону. Впереди показалась скала. Шапочкин остановился, приложил к губам пальцы и три раза коротко, затем один раз продолжительно свистнул. Откуда-то сверху послышался ответный свист. Шапочкин махнул рукой спутникам и снова двинулся навстречу Ершову.
— Легки, легки на помине! — радостно говорил, встречая гостей, Ершов. — Недаром я вас все утро вспоминал.
— Воскресенье сегодня, Захар Михайлович. Погода как раз хорошая, — как бы оправдываясь, ответил Шапочкин. — А тут дело одно подвернулось, ну, мы и решили: ружья на плечи — и пошли.
— Да, вид у вас, как у самых заправских охотников. Что-то добычи только не видать.
— Тяжело тащить было, домой услали добычу, — шутливо ответил за всех Барклей.
Убежище подпольщиков было построено в углублении круто обрывающейся скалы. Рядом с землянкой на большой каменной плите весело горел костер и не дальше, как в пяти шагах от огня, разбрызгивая капли воды, бурлил небольшой прозрачный ключ.
Гости поставили в землянку ружья, сняли котомки. Каждый передал принесенные им припасы: хлеб, сухари, махорку, патроны. В заключение Барклей торжественно вручил Ершову искусно сделанную им трубку и огниво.
Захар Михайлович радовался, как ребенок.
— Натащили! Вот натащили! На месяц хватит… Буржуй я теперь. Самый настоящий буржуй! А трубка? Разве еще есть у кого такая трубка?!
Он взял стоявший на камне большой чугунный котел и пошел к роднику.
— Времечко! Ох, и времечко стоит золотое, — выполаскивая котел, говорил он подошедшему к нему Барклею. — Пошел сегодня утром на охоту, козы от радости, как шальные, так и прыгают, так и прыгают. Поверите, стрелять было жалко. На озеро пришел — рыбы полна мережа налезла.
— Значит, мясцом нас угощать собираешься и рыбкой? — ломая сухие смолистые сучья, добродушно спросил Барклей.
— Охотники вы, как же вам без мяса и без рыбы? Не на сухарях же с водичкой сидеть,
— Ну, что ж, тоже не умерли бы, не привыкать зубами щелкать, коли давно приучены, — отшутился Барклей. — Недаром нас уверяют, что «хлеб да вода — рабочая еда». Лучшего вроде мы и желать не смеем.
— Ну, что вы говорите, сэр? — смеясь, возразил Ершов. — Если верить руководителям английских социалистов, то рабочие Англии живут сейчас куда как богато. А вы говорите: «хлеб да вода». Слишком обобщаете, мистер, или вы от жизни отстали?
Барклей нахмурился.
— Подлецов и предателей везде хватает, — сказал он сурово. — Обидно, товарищ Ершов, не то, что подлецы есть на свете, а то, что их терпит наш брат, рабочий. Англия! Передовая страна и, как ни странно, именно в ней, в Англии, до сих пор терпят в рабочем руководстве предателей и обманщиков.
— К нам на центральную шахту техника из Англии недавно прислали. Трудно понять, с какой это целью сделано. Так, если посмотреть со стороны, можно подумать, что сильно занят работой, а фактически ни черта не делает, сует только всюду свой нос да ко всему присматривается и прислушивается. Вчера, например, целый час расспрашивал у меня, как ему связаться с социал-демократами. Он, видите ли, сочувствует русским революционерам и желает с ними подружиться. Не верю я ему. Не знаю, что вы скажете, а я решил держаться от него подальше, — убежденно сказал Папахин.
После долгого молчания первым отозвался Ершов.
— Вы правильно решили, Трофим Трофимович. В Англии есть, конечно, люди, которые действительно сочувствуют нашей революции, но там немало и предателей. Отсюда и вывод напрашивается сам собой: осторожность и еще раз осторожность. Я, например, советую поручить кому-либо из наших товарищей завязать с ним знакомство. Надо как следует присмотреться к этому типу, а потом и решить.
— Наперед могу вам сказать, — заметил Барклей, — приехали не те англичане, которых мы хотели бы видеть.
— Вы думаете? — настороженно спросил Папахин.
— Думаю и, наверное, не ошибаюсь.
— Вот нам и нужно проявить особую осторожность, — снова и еще более настойчиво посоветовал Ершов. — Главное, чтобы около него постоянно был наш человек…
— Предлагал… Не соглашается… — хмурясь, неохотно ответил Папахин. — Я, говорит, сам все сделаю без вас. А вчера поймал около шахты сынишку Карпова, притащил в контору и потребовал, чтобы мальчика немедленно приняли на работу и передали в его распоряжение. Мальчишка, правда, бойкий, но какой из него помощник? Просто непонятно.
— Это какой? Сын Карпова Михаила? Тогда хорошо.
— Да и отец рад, что мальчишка на работу устроился, — согласился Папахин.
Ершов снял с колышка деревянную ложку, морщась от дыма, помешал ею в кипящем котле. Потом он отгреб от костра груду тлеющих углей, поставил на них большую сковороду и, наложив в нее заранее очищенных карасей, стал собирать на стол.
Гости молча наслаждались окружающей природой.
Папахин, о чем-то задумавшись, смотрел на пламя костра. Барклей беззвучно шевелил губами и часто с досадой встряхивал головой.