Алёша Карпов
Шрифт:
— Рана нанесена острорежущим предметом. Такие раны называются разрезами, — раздраженно ответил доктор. — Впрочем название дела не меняет. Нас в конце концов интересует не название, а состояние здоровья больного. Оно не вызывает никакой тревоги.
Такой ответ, по-видимому, не удовлетворил Петчера, и он уехал недовольный и обеспокоенный.
Помещенный в отдельную палату Жульбертон не переставая стонал и жаловался на сильную боль в руке. Феклистова это удивляло. Он снова и снова осматривал рану и наконец не стерпел.
— Перестаньте, мистер Жульбертон, внушать себе то, чего у вас нет.
— Это не мелочи, — возмущался Жульбертон. — У меня может быть столбняк, заражение крови, гангрена. Я не хочу умереть преждевременно. — Жульбертон сделал страдальческое, а затем испуганное лицо. — Спасая своего помощника, я потерял много крови. Мне угрожает смерть, а вы хотите это скрыть.
С этими словами он упал на подушку и тяжело застонал.
Сдерживая раздражение, доктор велел сестре дать больному валерьяновых капель, а сам, не глядя на Жульбертона, вышел в соседнюю палату.
При вечернем обходе Феклистов застал в палате у Алеши Марью. Сгорбившись, обхватив спинку Алешиной кровати, она с безысходной грустью смотрела на сына опухшими от слез глазами. Все эти часы она ходила от шахты в больницу и от больницы снова к шахте. Убитая горем, Марья находилась в каком-то полуобморочном состоянии. Ломило голову, давило в груди, горло душили спазмы. Она плохо соображала, что ей говорили. Молча выслушивала все разговоры и советы. Возле шахты Марья садилась на груду кирпичей, сжимая руками голову, думала: «Миша дорогой. Тяжело тебе там. Потерпи, может, скоро отроют… Алеша тоже выздоровеет, и мы все вместе поедем домой! Домой! Домой!.. На погибель больше здесь не останемся, хватит! Все равно здесь нет жизни».
Доктор поздоровался с присутствующими, подошел к Алешиной койке и осторожно взял больного за руку. Бледный, с высоко поднятой на подушке головой, мальчик лежал лицом вверх, не двигая ни одним мускулом. Однако, проверив пульс, доктор весело посмотрел на Марью. За последние четыре часа состояние больного заметно улучшилось. Феклистов придвинул Марье стул и спросил тихо:
— Горюешь? Две беды у тебя сразу. Тяжело… — Он снова взял Алешину руку и, подержав ее немного, сказал взволнованно и тепло:
— Ничего, не тужи, поставим твоего сына на ноги. Так это и знай, обязательно поставим!
Марья вздрогнула, и загоревшимся взором посмотрела на доктора. Все, кто был в палате, сочувственно смотрели на мать. Она сделала шаг вперед, схватила руку доктора, быстро опустилась на колени и громко зарыдала:
— Правда это, доктор? Когда он встанет? Когда же?
Подымая ее, доктор говорил ей слова, которые наполняли ее сердце надеждой и радостью.
— Не раньше, чем через неделю, а то и через полторы. Но встанет. Обязательно встанет!..
Глава двадцать вторая
После взрыва прошло около суток. Все это время Калашников не уходил из шахты. Как и следовало ожидать, утвержденный Петчером план спасательных работ оказался никуда не годной бумажкой. Намеченная в плане система креплений не соответствовала размерам охваченного взрывом участка; уборка породы
Калашников нервничал, старался ускорить работы, но видел, что это ему не удается. По мнению Калашникова, управляющий не понимал серьезности создавшегося положения.
Он самовольно перевел занятых на спасательных работах шахтеров вместо обычных двух на три смены. Но и это не помогло.
Инженер несколько раз просил управляющего приехать и лично убедиться, какие трудности предстояло еще преодолеть, чтобы довести дело до конца, но тот отговаривался болезнью и упрекал его в паникерстве. Неоднократные просьбы Калашникова прислать дополнительных рабочих вызывали у Петчера бурное недовольство.
— Вы главный инженер, — кричал в телефонную трубку Петчер, — вам нужно знать, что прекращение работ в других шахтах вынудит нас остановить завод. Перепугавшись, вы совсем забыли о своей главной задаче, о защите интересов общества. Прекратите лишний шум и заканчивайте работу теми силами, которые вам выделены, а их у вас больше чем достаточно. Да, достаточно, — стараясь придать своему голосу строгость, еще громче кричал Петчер. — Нужно только уметь ими разумно распорядиться.
— Мы не успеем. Через сутки люди погибнут, — пытался убедить Калашников управляющего.
Петчер вешал трубку и тут же посылал Калашникову очередное письмо. В нем он грубо упрекал главного инженера в медлительности. В конце своих писем он предлагал как можно скорее заканчивать спасательные работы и указывал на его ответственность за жизнь рабочих.
Читая эти письма, Калашников постепенно начинал понимать, почему Петчер назначил его руководителем спасательных работ. «За взрыв в шахте он хочет свалить вину на Папахина, а за спасательные работы, в случае их неудачи, — на меня. Разве это не подлец? — разрывая на мелкие кусочки очередное письмо, взволнованно говорил Калашников. — Себя и других иностранцев хочет обелить, как будто это их не касается. Ходом работ нисколько не интересуется, но где можно мешать — мешает. Мерзавец!»
В конце второй смены в шахту спустился только что приехавший из командировки Коваленко. Ознакомившись с ходом спасательных работ, Виктор подошел к Калашникову.
— Василий Дмитриевич, какая нужна вам помощь?
— Людей у нас не хватает. Людей нужно до зарезу, — торопливо заговорил Калашников.
— Людей? — удивился Виктор… — На заводе людей сколько угодно. Попросите, чтобы вам прислали их из других шахт.
— Просил, так управляющий отказал, — уныло ответил Калашников. — У вас, говорит, и без того их в полтора раза больше, чем нужно. Понимаете, он все еще верит в глупые расчеты Геверса.
— Да что ему, жалко, что ли! — закипел Коваленко. — Потребовать надо, настоять. Люди ведь там…
— Требовал, настаивал, ничего не получилось, и не получится! — убежденно и зло повторил Калашников. — Людей он не даст. Для меня это совершенно ясно. Мы должны сами что-то придумать. Ждать помощи от управляющего — безнадежное дело!
— Говори, сколько тебе людей нужно?
— В три раза больше, чем есть. Иначе нечего и рассчитывать на успех спасательных работ.
— Это без запроса? — еще раз спросил Коваленко.