Алёша
Шрифт:
От автора
Сила человеческого духа может противостоять любой заданности.
Эта книга – моя терапия, переосмысление опыта моей семьи, жизни отца и бабушки. На мой взгляд, главное, что мы наследуем от своего рода, – это состояния. Примерно до трёх лет ребёнок полностью или частично живёт бессознательным и постигает мир через состояния окружающих его людей, особенно тех, с кем он находится в эмоциональной близости. Ребёнок как бы настраивается на одну волну с близким взрослым и пропускает через себя всю «музыку», которая играет на этой волне. Я унаследовала палитру состояний от своих близких, большинство из них разрушающие. Если бы я действовала неосознанно, то, скорее всего, моя жизнь превратилась бы в сплошное страдание с медленным и верным разрушением себя, своей души, но благодаря искренности, любви и доверию к людям, глубоким, болезненным переживаниям, культурному
Мой дорогой читатель, я позволю себе маленькое напутствие перед этим путешествием:
– читайте книгу не торопясь, выделяйте время, когда вам никто не будет мешать;
– наблюдайте за собой во время чтения: что отзывается в вашей душе, что резонирует;
– если видите какую-то эмоцию или чувство, задайте себе вопрос «Для чего мне это, что это чувство показывает мне?»;
– попробуйте принять всё, что вызывает чувство раздражения, агрессии, внутреннего протеста. Не бойтесь принимать, ведь это путешествие всего лишь игра и тут мы можем позволить себе абсолютно всё.
Все вырученные от этой книги средства за все годы её издания в России и за её пределами пойдут в Российский некоммерческий фонд психологической помощи людям, отбывающим наказание в специальных учреждениях.
Часть первая. Алёша
Последнее лето свободы
Воспоминание: летнее солнце заливает комнату, папа спит, мамы нет, наверное, готовит завтрак или пошла в магазин. Хорошо, что не надо в школу, поем и пойду зайду за Сашкой. Я тихо встал, собрал вещи, аккуратно сложенные на стуле, и вышел в коридор. Соседей нет, наша коммунальная квартира в выходной как будто оживает и начинает жить своей жизнью, соседи то и дело носятся по коридору туда-сюда, то кипятят бельё, то несут сковородки и кастрюли с завтраком из кухни в комнаты. А сегодня тишина и пустота, обожаю, когда так тихо, можно услышать, как за окном кухни щебечут воробьи. Я проник в пустую ванную, умылся, почистил зубы, причесался. На кухне, на газовой плите стояла наша сковородка, в ней жареная колбаса с яйцами. Обожаю жареную колбасу с яичницей. Поел, помыл посуду. Написал маме записку: «Мамуль, я пошёл к Сашке, спасибо за завтрак. Люблю. Целую. Алёша».
Сашка жил на параллельной улице в пятиэтажном доме, на третьем этаже, Квартира у них была не коммунальная, и я немного по-доброму завидовал ему, даже, скорее, радовался за него. Я любил приходить к нему, эта квартира казалась просторной и в то же время уютной, мне нравилось сидеть в кресле его бабушки и разглядывать акварель в разноцветных рамках на стене напротив, в основном это были цветы: ромашки, лилии, нарциссы. А больше всего я любил окна в этой комнате, большие арочные, полукруглой формы, мне казалось, что именно они задают настроение здесь. Я мечтал, что когда-нибудь у меня будет своя квартира с такими же окнами, на них не будет штор и солнце будет будить меня по утрам вместо будильника.
Сашка был авторитетом в школе, парни помладше его боялись, хотя я расценивал это как уважение и завидовал ему, мне тоже хотелось быть уважаемым, хотелось, чтобы, когда я начинал что-то рассказывать, все умолкали и слушали. Я много раз репетировал то, как бы я себя вёл, как менялся бы мой голос, он бы становился ниже и тише, немного надменно я приподнимал бы подбородок и начинал рассказывать про своё любовное приключение с Юлей, высокой и стройной блондинкой
– Все пойдём от сюда, грёбаная сука, ей точно мужика не хватает. Достала уже. – Его отношение к матери меня пугало. Я представить себе не мог ситуации, в которой я назвал бы маму «грёбаной сукой».
– Погнали, парни нас уже должны ждать на жёлтой веранде.
– Как же она меня раздражает своим вечным нытьем и распилом [1] . Клянусь, я бы всё отдал, чтобы уйти в армию как можно быстрее.
– Ага, – поддакнул я, только на самом деле я его совершенно не поддерживал. Мне становилось жутко при одной мысли об армии и расставании с ребятами и родными.
1
Распил – сленг.
Мы проскользнули по низким сточенным ступенькам и через 10 минут оказались в садике. Летом собираться здесь было намного удобнее, все дети разъезжались из садов на дачи, оставались только дворник, сторож и заведующая. Тимур с Борей уже ждали нас на веранде.
– Смотрите, что мы намутили! – Тимур держал в руках пачку «Петра» и две бутылки «Балтики» девятки.
– Ого, это в честь чего такая роскошь? – Сашка улыбнулся, и глаза его засияли так, будто два чёртика с факелами запрыгали в них.
– Папан притащился вчера пьяный и дал косарь.
Я никогда не курил до этого дня, мне было жутко интересно, я представил себе, как круто я буду выглядеть с сигаретой в зубах.
– Ну поехали! – Боря уже, похоже, какое-то время пребывал в ожидании.
Сашка забрал у Тимура одну бутылку и ловко открыл её о железную балку веранды.
Мы распечатали пачку «Петра» и открыли вторую бутылку «Балтики». От первой затяжки мне стало немного дурно, закружилась голова, и слегка потемнело в глазах. И если быть честным, мне не понравился ни горький вкус во рту, ни само состояние некоторой затуманенности в голове. Но лучше уж потерпеть, чем выглядеть не круто в глазах пацанов.
– Парни, надо делать так: затягиваешься, держишь тягу и запиваешь глотком пива, потом выпускаешь дым, – заявил Тимур.
Все мы так и сделали, передавая вторую бутылку по кругу.
Через час мы уже были вдребезги пьяны и курили одну сигарету за другой. Смачно харкали горькими слюнями и захлебывались в собственной крутости.
– Может, пойдём девчонок ловить? – предложил Саша.
– Да, погнали по Сулимова пройдёмся, – поддержал Тимур.
Мы шли и чувствовали себя королями улицы, города, планеты. Мы чувствовали свою уникальность, значимость, ощущали огромные перспективы, понимали, что жизнь только начинается, что самое яркое, самое значимое – впереди. Нам казалось, что все прохожие смотрят на нас так, словно сам господь поцеловал нас в макушку. Это были потрясающие ощущения, они, как тёплый летний ветер, поднимали нас и возносили к самому небу. Мы даже забыли про изначальную цель прогулки – подснять девочек. Нам просто было хорошо здесь и сейчас. Странно, то, к чему стремятся все люди после тридцати, нам давалось вот так просто и в разы усиливалось с помощью небольшого допинга. В пятнадцать я не понимал, насколько это ценно, я не пытался это состояние удержать, я просто ощущал его и принимал как данность. Юность – это, пожалуй, один из самых драгоценных кладов человеческой жизни.
– О, смотри, какая кошечка, – Борька сощурил глаза и издал затяжное и громкое «мяу» вслед двум девчонкам.
Но мы не собирались ни останавливаться, ни напрягать себя знакомством, нам и так было очень хорошо.
Спустя тройку кварталов и около полусотни людей, бегущих с работы с серьезными, нахмуренными лицами, нас потихоньку стало отпускать. Это было странное и противное состояние. Как будто ты только что дышал огнём, а теперь твои лёгкие, горло, полость рта были обожжены. Голова стала тяжелеть, чувство собственной значимости сменилось чувством неполноценности и отвращения к себе. Появилась легкая паника и мысли о том, как же я приду домой, от меня же несёт за километр, как я посмотрю в глаза маме, что скажу отцу. Наши шуточки сменились разговорами о недавних стрелках на районе и об их печальных исходах.