Алёша
Шрифт:
Развод
– Чем пахнет?
– Пивом.
– Я тебе дам пивом!
– Чем пахнет?
– Не знаю, пап.
Хома, какая же она милая, когда расстраивается и опускает глаза, но надо держать её пожестче, чтоб не разбаловалась.
– Ген, ты чего растанцевался, давай наливай. Опять к Свете подкатывает свои яйца, и эта такая вся раздухарённая цветёт и пахнет, сука одним словом.
– Свет, давай тоже потанцуем. Генкина жена сидела на диване, я взял её за запястье, ловко и технично притянул к себе, она улыбнулась очень откровенно и положила руки мне на плечи. Я обнял её за талию и почувствовал легкие вибрации возбуждения. Я даже немного испугался этих ощущений, отшутился и пошёл к столу выпить ещё рюмочку. С этого момента Света стояла в моей голове и днём и ночью. Когда мне было одиноко, я вспоминал этот момент с танцем и те ощущения, которые она во мне вызвала, думать об этом было приятно, и я снова и снова проматывал плёнку на это место. Я точно помню, что не испытывал ни стыда, ни вины, считал, что виновата жена, она своей холодностью и вечным недовольством толкала меня на разнообразные любовные приключения. Иногда это был просто флирт с её подругами, иногда разовый секс с общими знакомыми, иногда я увлекался аж на пару недель. Но как правило, интерес к этим женщинам быстро проходил, а наш брак оставался, я не хотел бросать семью, не хотел, чтобы моя дочь страдала. Когда-то я вообще не мыслил себя с другой женщиной, если бы мне кто-то сказал шесть лет назад, что у меня будет секс с кем-то кроме Светы, я выбил бы челюсть этому человеку. Но сейчас… сейчас всё было абсолютно иначе. А началось всё с Гали. Когда дочке был год, жена улетела с ней в гости к родителям почти на месяц, и я помню, с каким наслаждением я проживал этот месяц. Уставший
– Ты великолепен. Я всю жизнь мечтала о тебе.
– Ага, – это единственное, что я мог сказать, я был невероятно счастлив, я был доволен собой настолько, насколько это было возможно. Я чувствовал себя властелином мира, императором. Жёстким, мощным, сильным. В эту же ночь я продолжил познавать свою силу с Леной, в этот раз я был ведущим и поэтому в конце второго тайма чувствовал себя ещё мужественнее, ещё сильнее, ещё счастливее. Так я понял, что я не какой-то там тюфяк и ни на что не годный любовник, как говорила мне всё время жена, так я понял, что я император в постели. Я подсел на эти ощущения как на наркотик, я постоянно думал о том, с кем бы снова и снова испытать это ощущение. Примерно через полгода Галя вышла замуж за Стаса, а ещё через пару месяцев Лена и Вадик поженились. Я был свидетелем на их свадьбе, и в вечер празднования Света узнала о моей измене, правда, к тому времени их было по меньшей мере около 50. Очень редко мне что-то не удавалось в моих сексуальных похождениях, как правило, я был на высоте, может, немного однообразно, но секс со мной доставлял девчонкам удовольствие. Так прошли 6 лет моей женатой жизни, в которой не было места серьёзным романам и любви, только секс и ничего личного, по-настоящему любил я только жену, да и мне везло с девочками, никто из них не требовал от меня ничего кроме краткосрочных свиданий. Так было до того дня, когда я положил руки на талию Свете, нашей семейной подруге, жене моего друга Генки. Проходили дни с этого момента, я не мог выкинуть её из головы, я постоянно думал о ней, возникало ощущение, что она обладает какой-то тайной, которую мне просто необходимо узнать, увидеть, почувствовать. Я пару раз задумался о том, что спать с женой друга не по-братски, но быстро обнаружил в Гене тюфяка, который не может удовлетворить свою жену. После очередной гулянки я оставил спящую жену дома, попросил Гену за ней присмотреть и пошёл со Светой проводить ещё одну пару наших друзей. С того дня, когда я впервые увидел Светину сексуальность и притягательность, прошла пара месяцев и моя озабоченность ею в этот момент была уже забыта. На улице было темно, фонари уже не горели, Света выглядела волшебно в белом обтягивающем трикотажном платье, на улице пахло тополем и остывающим асфальтом. Я шел задом, чтобы видеть её силуэт, мы обсуждали друзей, которых только что посадили в такси. Вдруг неожиданно для себя я остановился, взял Свету за талию и поцеловал в губы. Она ответила на мой поцелуй и буквально поглотила мои губы своими. Мы стояли посреди улицы в темноте, она трогала меня, я её. Ощущение было, что мы наконец-то получили то, без чего оба тосковали долгое время, и нас невозможно было остановить. Мы не могли насытиться этими поцелуями, нам хотелось всё больше и больше, как будто эта энергия падала в бездонную бочку и бочка никак не могла наполниться, хотелось ещё и ещё, сильнее, жёстче, больше. В эту ночь у нас не было секса, но было нечто большее. Я до сих пор не знаю, как можно назвать то, что я испытывал к Свете. Свои чувства к жене я называл любовью, там было много нежности, дикой ревности, желания заботиться. То, что я испытал к Свете, было чем-то другим, я любил злить её и любил, когда она ревновала меня, я любил заниматься с ней сексом, желание близости с ней было навязчивым, она умела сделать мне приятно. Целовала меня в тех местах, которые были самыми чувствительными, выбирала места и позы для секса, которые возбуждали меня мгновенно. Она была прекрасна в своей сексуальности, она умело пользовалась своими руками, своими губами, голосом. Вскоре я уже и дня не мог прожить без секса с ней. Мы встречались тайно почти полгода.
– Милый, я хочу поговорить с тобой.
– Да?
– Нам пора рассказать обо всём Свете и Гене.
– О чём, обо всём?
– О наших отношениях или ты хочешь продолжать спать и со мной, и со Светой?
– Ммммм, я же тебе уже говорил, что между нами ничего нет уже давно.
– Ну вот и отлично, зачем тогда нам продолжать жить с ними, давай разведёмся и поженимся.
– Я не думал о том, чтобы разводиться, у меня дочь, у тебя сын.
– Ну и что, я прекрасно лажу с твоей дочерью, она меня любит, вчера мы очень здорово провели с ней время, я научила её плести косички.
– Да, подумаем, а теперь иди ко мне.
Через неделю после этого разговора Света снова подняла этот вопрос, и, когда я сказал, что пока не собирался разводиться, она отказала мне в близости. Первое время я мучился, она не брала трубки дома, не шла на контакт, объявила, что секса не будет, пока я не разведусь. Я очень скучал, но держался, я же мужик, почему я должен идти на поводу у бабы. Параллельно с этими событиями стали происходить другие. Я со своим братом и в то время компаньоном в один из субботних вечеров пошёл в гости к сыну матушкиного нового мужа. Мы выпили бутылочку, обсудили дела, Олег в то время шил норковые шапки и сам торговал ими, он был довольно обеспеченным, я бы даже сказал – зажиточным. И вот в какой-то момент он начал откровенно петь дифирамбы моей жене, я для себя тогда понял, что они любовники, слово за слово, в тот вечер я разбил ему лицо и по возвращении домой сообщил жене, что она потаскуха, которая ебётся на каждом углу. Мама меня поддержала. Тогда в моей семейной жизни произошёл разлом. Только сегодня я знаю, что моя жена не изменяла мне и все те похождения, которые я ей приписывал, все те, к кому я её дико ревновал, не приходились ей никем большим, чем просто приятелями. Через пару месяцев мы с женой и дочкой переехали в новую квартиру, которую мама получила на работе, я возобновил сексуальные отношения со Светой и не только. И мы с женой решили попробовать всё начать с чистого листа в новой квартире.
Я в каком-то заброшенном полуразрушенном городе посреди пустыни, город безлюдный, совсем ни души, я брожу по руинам какого-то дома, ощущение пустоты и одиночества, страх того, что я совсем один. Я спускаюсь по тропинке среди этих руин, дорога протоптана, она здесь уже давно. И вдруг я слышу, как срабатывает сирена, она предупреждает об опасности цунами. Я пытаюсь убежать, но это бесполезно, меня накрывает огромной волной цунами, мне дико страшно, я начинаю захлёбываться под водой, я изо всех сил барахтаюсь и пытаюсь всплыть, но чем больше усилий я прилагаю, тем ниже под воду я ухожу, я чувствую, как мои силы заканчиваются и я начинаю задыхаться. Помню, как открыл глаза, было темно, рядом лежала жена, дочка спала в своей комнате, слава Богу, это сон. Я ещё какое-то время пытался прийти в себя, я боялся, что это может произойти со мной в реальности, жена часто рассказывала мне про свои вещие сны, я считал это чушью и неохотно слушал весь этот бред, но в тот момент пошёл на кухню, включил свет и взял Светин сонник: тонуть – предвещает несчастье или потерю имущества. Я еще полчаса просидел на кухне, мне было очень тревожно, в голове перебирал возможное развитие событий, и каждая новая выдумка заставляла меня закурить ещё одну сигарету. Начало светать, и я пошёл в кровать, чтобы попытаться уснуть. Вечером этого дня я зашёл за дочей к маме, она училась в гимназии в 15 минутах ходьбы от маминого дома и каждый день после уроков шла к ней, там моя бабушка, которая переехала к нам полтора года назад, кормила её и помогала с уроками, а вечером я или Света её забирали. К этому времени все уже были дома и выпивали по случаю получки, я присоединился и распил с мамой и Степанычем бутылочку. Домой мы вернулись поздно, и я был очень удивлен и зол, что жены ещё не было дома. Она пришла минут через 15, подпитая и очень весёлая. Неделю назад между нами состоялся разговор, в котором мы решили дать шанс нашему браку, и целую неделю я не встречался ни с кем из своих подружек.
– Слыш, ты где была, овца?
– Слыш, козел, я не обязана перед тобой отчитываться.
– Опять с кем-то трахалась.
– Даже если и так, это моё дело. Я ещё не решила, разводиться мне с тобой или нет.
С каждой минутой этого диалога я становился всё агрессивнее, наш тон становился всё выше. Мы ругались на кухне, и дверь была закрыта, но дочь точно всё слышала, думал ли я тогда о ней и ее психологическом состоянии? Нет. Даже словосочетание «психологическое состояние» мне было тогда не знакомо. Казалось, что пространство сейчас взорвётся от нашего гнева и агрессии, Света запустила в меня кастрюлей с картофельным пюре со словами: «Ну и пойду, ты всё равно ни на что не годный тюфяк, пойду к своим ёбарям, они получше тебя, козла». Я почувствовал острую давящую боль в голове, схватил её за волосы, потащил ко входу, она визжала, словно свинья, дочь стояла в коридоре и рыдала: «Папочка, умоляю не трогай мамочку, пожалуйста, папочка, умоляю, она задыхалась от соплей-слюней, кашляла и орала одни и те же слова, я вытащил Свету в подьезд, она лежала на полу, я не мог закрыть железную дверь, потому что она впилась ей в живот, я отпинывал её ногами от двери, как будто мешок с картошкой, который мешает двери открыться или закрыться. Дочь схватила меня за руку и повисла на ней, я увидел её глаза, как у загнанного животного, потерянные, полные слёз, молящие. Это вернуло меня в сознание, и я остановился. Взял её на руки и начал успокаивать: «Не плачь, Хома, наша мама сама виновата. Успокойся, всё хорошо». Я уснул с ней в обнимку в маленькой комнате. Утром мне стало очень не по себе за прошлый вечер и за то, что я сделал. Прежде я не поднимал руку на Свету и всегда осуждал отчима, который периодически бил маму, осуждал и мстил за мамины синяки. Однажды, когда мама в очередной раз пожаловалась на него, я сломал ему челюсть, этот эпизод я и сейчас помню очень хорошо, помню своё сожаление, боль по этому поводу, мне не хотелось этого делать, так вышло само собой. Вот и со Светой в этот вечер как будто дьявол вселился, я, может, и хотел бы себя проконтролировать, но не мог, агрессия, как мощная природная стихия, требовала выхода, она манипулировала мной, как кукловод, до тех пор пока чувство любви к дочери не заместило её. Когда я проснулся, жены и дочери уже не было. Я умылся, написал Свете записку: «Прости, давай попробуем ещё раз» и поехал в магазин.
В этот день Света не вернулась домой и в следующий тоже, дочь очень тревожилась, я отвез её к бабушке. Через пару дней мы пришли домой, и я застал картину, которая принесла мне некоторое облегчение из серии: ну, конечно же, я был прав, я так и знал. Света бухала с двумя мужиками на кухне. Я попросил её собрать свои вещи и уйти. Она ушла, в следующий раз я увидел её только через два года.
Наркотики
Веки становятся тяжёлыми, я закрываю глаза, и наступает полная тишина и полная пустота. Как будто существует пространство вокруг меня, которое заполняется тишиной и пустотой. Какое оно, это пространство? Оно похоже на шар, огромный, прозрачный, его границы невозможно увидеть, но их можно почувствовать, это пространство плотное и тяжёлое, но невидимое, оно не имеет материальной структуры. Мне очень спокойно. По радио играет песня Мистера Кредо «Я улетаю на большом воздушном шаре, куда не знаю, зачем не знаю, и проплывают подо мной моря и страны, и я лечу по воле ветра в безбрежном океане». Ха, он точно под ханкой её писал. Сейчас я могу просто закрыть глаза и вспомнить это состояние, пригласить его к себе на кофе и пару сигарет, и мне не обязательно что-то варить, потом долго искать свои вены, тем более что их и не осталось совсем. Свой первый раз я помню хорошо, мне было 27. Была осень, мы держали продуктовый ларёк с двоюродной сестрой Таней и её мужем Серёгой. Как-то вечером заехали с Серёгой к знакомым парням, думали бухнуть, а они предложили вмазаться, мы вмазались. Я не боялся экспериментировать, скорее так: я даже не думал, что есть в этом мире что-то, чего стоило осознанно бояться. Ощущения мне понравились, такое умиротворение, все мысли о бабах вдруг как будто отдалились, и всё, что с ними происходило, стало совсем не значимо. Если бы меня попросили описать жизнь под ханкой, то картинка была бы такой: я внутри чёрного куба, из его рёбер проникает совсем немного света, этого света достаточно, чтобы осветить то, что происходит внутри, куб разделён надвое плотным матовым полиэтиленом, с одной стороны я, с другой – все события этого времени. Там Света, которая разводится с Геной и изо дня в день прессует меня по поводу совместной жизни, тут и жена, от которой уже несколько месяцев ни слуху ни духу, тут какая-то суета вокруг ларька, который мы открыли с Серёгой и Таней, тут мы с Серёгой, который каждый свой день почти три месяца подряд начинает с разговора о том, когда мы сегодня сваримся и вмажемся. Через 3 месяца я проснулся утром, в планах было целый день провести с отцом на даче, он достраивал дом, и ему нужна была моя помощь. Каково было моё удивление, когда ближе к обеду я даже не смог встать с кровати и доехать до него, потому что мне казалось, что я умираю, в голове был миллион пугающих мыслей, казалось, что всё, чего я когда-либо в этой жизни боялся, одновременно постучалось в дверь моей черепной коробки. Когда я пошёл налить себе горячего, крепкого чая, мне стало казаться, что на кухне слишком сильно пахнет газом, и меня охватила паника, что сейчас откуда-нибудь может залететь искра и квартира взорвётся. Я очень отчётливо видел картинки того, как пожарные разгребают завалы, чтобы вытащить моё обгорелое тело. Я попытался переключиться, позвонил Свете, поговорил с ней, но даже в это время странные, страшные, панические мысли меня захватывали. Всё тело ломило, как будто у меня была температура под 40. Я сел на кухне, закурил и попытался понять, что со мной происходит. Дома никого не было, было воскресенье, и матушка со Степанычем и Мариной уехали гулять в центр. Вдруг меня осенило, что это как-то может быть связано с ханкой, и я решил набрать Серёге.
– Серый, привет.
– Привет, Лёха.
– Ты как?
– Очень хреново. А ты?
– Да тоже. Похоже, ханка виновата. Надо Вовику позвонить. Мож, херню нам как-то последний раз продал?
– Не, Лёха, это ломка, похоже. Типа похмелья, но в тысячу раз хуже. Вовик рассказывал как-то, помнишь?
– Не. Даже если рассказывал, я, видимо, не уловил. Не думал, что со мной может произойти это. Чё делать-то, Серый? Терпеть это сил нет, хоть на стену лезь.
– Согласен, Лёха. По идее, если свариться, то пройдёт. Но я пас. Попробую перетерпеть, Вовчик тогда говорил, что максимум неделю плохо будет.
– Ну ты терпи, Серый, я Женьку позвоню и сварюсь. А то сейчас сдохну.
Так Серёга остановился, а я нет. Сварился в этот день и на следующий. Потихоньку моя жизнь превратилась в такое колесо, по которому бегает мышь, раз в день ей туда кладут кусок сыра, она его съедает, первые часы довольная и удовлетворённая, а потом опять бежит, стараясь быстрее приблизиться к тому месту, где этот сыр лежит, снова съедает и снова бежит, снова к цели, а цель всегда одна и та же, и так сильно мышь ей увлечена, что ничего вокруг она не видит, и даже если бы ей показали выход из этого замкнутого круга, то она бы его ни за что не увидела, потому что в голове только одна цель и эта цель руководит всеми мышиными мыслями. И все бы ничего, только вот через какое-то время мыши нужно больше сыра, чтобы насытиться, и тогда даже тот небольшой отрезок колеса, который давал хотя б какую-то возможность увидеть жизнь, происходящую вокруг, включиться в неё хотя б ненадолго, становится всё короче, потому что там лежит уже не один кусок сыра, а два, затем три и так всё колесо заполняется только одной целью, только одним желанием. Такой момент наступил у меня примерно через год, в какой-то день я сел на кухне, закурил, зашла дочь, такая деловая, большая. Сама помыла всю посуду, которая стояла в раковине, развернулась и пошла гулять во двор, совсем одна, без бабушки, без дедушки. Я вдруг понял, что пропустил тот момент, когда она стала сама мыть посуду и гулять совсем одна, мне стало странно и обидно, что это произошло без меня, что я стал ей не нужен. Тогда я впервые задумался о том, чтобы бросить.
Конец ознакомительного фрагмента.