Алешка
Шрифт:
— Ты что это такой сердитый, Алешенька? Господи, да у тебя в волосах целый пуд грязи! Петя, остриги его сейчас же! Чтобы я этих волос больше не видела.
Алешку усадили на табурет. Накинула Марина на его плечи полотенце, и началась стрижка. Алешке очень хотелось, чтобы Митрич оставил челочку, но сказать об этом он не решился. Однако Митрич и сам догадался, оставил чубик, как полагается. Взглянул Алешка в зеркало и едва себя узнал: голова белая и кажется большой, как котел.
— Вот это дело! — Марина провела по Алешкиному затылку рукой
Потом Марина быстро собрала белье. Алешке завернула новые трусы и рубаху. Сама проводила до бани. Зашла в мыльню, плеснула воды на камни и открыла дверь:
— Пускай угар выйдет, потом зайдете. Веник в корытце лежит. — И ушла.
Митрич посадил Алешку на полок, окатил горячей водой и начал мылить. Обгоревшая Алешкина кожа слезала с тела целыми пластами.
— Комары-то дают знать? — спросил Митрич, глядя на расчесанные Алешкины ноги.
— Хватает, — сказал Алешка. — Они и в шалаш лезут, собаки.
Трет Митрич Алешку мочалкой, а про себя думает, что парень за все лето в бане-то, наверное, первый раз. Видно, никому и в голову не приходило отмыть парня.
— Дядя Петя, давай я тебе спину потру.
— Погоди, Алешка, сначала твою спину отшлифуем. Грязи на тебе накопилось — хоть возами вози.
Сполоснул Митрич Алешку теплой водой. Алешка слез с полков и принялся тереть спину Митричу.
— Теперь давай попаримся. — Митрич плеснул ковш воды на раскаленные камни.
Паром пыхнула каменка. От жары Алешка присел на пол. Митрича на полках еле видно сквозь плотный туман. Втащил Митрич Алешку на полок и принялся обрабатывать веником. От шлепков веника приятно зудит кожа. А Митрич хлещет — только успевай поворачиваться. Живого места не осталось на Алешке. Тело вспыхнуло, закраснелось, будто ошпаренное.
Не стало больше у Алешки терпения. Спрыгнул с полков — и бегом наружу. Выскочил в предбанник. В приоткрытую дверь тянет легкий сквознячок, обдает прохладой горящее тело. Ф-фу, хорошо!
Вернулся Алешка в чистых, шелестящих трусиках, а на стуле лежат новые брюки и гимнастерка, на полу стоят новенькие сандалии.
— С паром, Алешенька! — сказала Марина. — Одевайся. Сандалии — тоже твои, Митрич привез.
Больше всего понравился Алешке ремень с блестящей пряжкой. Оделся Алешка в новый костюм — совсем другой парень. Ладный, подтянутый, даже как будто ростом повыше стал.
Марина сама застегнула пуговицы на гимнастерке, расчесала Алешкин чуб.
— Хорошо помылись?
— Хорошо, — сказал Алеша, — аж кожа горит.
Сели за стол ужинать. Марина постаралась, нажарила котлет с макаронами. Алешка проголодался, ест — только за ушами хрустит.
После ужина вышли Митрич и Алешка из дома, присели на лавку.
— Какие книги читаешь? — спросил Митрич.
— Книги? — удивился Алешка. — Да я их и не читаю вовсе. У меня времени нет. Я, дядя Петя, и сплю-то мало, встаю рано, даже днем спать хочется.
— А как пионерские дела?
— Не знаю. В школе был пионером, а теперь не знаю... На сборы меня не зовут. Может, уже давно вычеркнули.
— Вот как! — сказал Митрич. — Даже не знаешь, пионер ты или нет. Это, брат, никуда не годится.
— А я позабыл об этом, работы много, — сказал Алешка. — У нас с дедушкой стадо знаешь какое — молоко не успевают на завод отвозить. Что же, я виноват?..
— И в самом деле тебя, Алешка, винить трудно, — задумчиво сказал Митрич.
Стало темнеть. Поодиночке начали проглядывать звезды. Послышался шорох листвы. Это ветер лениво ворочался в саду, словно устраивался там на ночлег. После сытной еды Алешку клонило ко сну.
В это время примчался Андрейка. Возбужденный бегом, горячий, как уголек, он вытянулся перед Алешкой, поднял правую руку над головой и отрапортовал:
— Алешка, задание выполнено. Коровы подоены. Бидоны наполнены, даже с верхом. Стоят теперь в роднике. Доярки свободны, а я голодный. Виноват, забыл: твоя порция парного молока хранится в надежном месте. — Андрейка похлопал себя по животу.
Алешка стоял перед Андрейкой тоже навытяжку. Вспомнилась школа, пионерский отряд.
— Рапорт сдал! — крикнул Андрейка.
— Рапорт принял! — ответил Алешка, обнял своего друга, и начали они бороться...
— Хватит, хватит вам возиться! Андрейка, испачкаешь Алешку... — крикнула Марина из сеней.
Андрейка бросил Алешку, подбежал к матери, обнял и ну ее крутить...
— Мам, я спать буду вместе с Алешкой!
— Иди мыться, — сказала Марина, целуя Андрейку в темя. — Поешь, потом разберемся, кому где спать.
Андрейка, как говорится, ноги в руки — и марш в баню. Марина вслед за ним понесла белье.
Митрич с Алешкой зашли в избу, зажгли свет. Была у Марины привычка сумерничать. Сидит вечером в потемках, одна. Зажмурит глаза, а в голове думы плывут — невеселые, вечерние. О чем думает? Неизвестно. Может быть, о муже, который на целый год запропал в городе. Или об Андрейке, который носится тем временем со своими приятелями.
В потемках-то лучше думается.
— Ну, Алеша, давай спать. Тебе Марина постелила в сенях. Андрей ляжет на погребице — это его любимое место, а тебе с ним нельзя: он как вьюн ворочается, все равно спать не даст, — сказал Митрич.
— Дядя Петя, а можно мне чуть-чуть посидеть с Андрейкой?
— Немного можно.
Пришел Андрейка из бани, поел, выпил кружку молока — и готов. Наконец-то они остались вдвоем. Забрались на погребицу. Андрейка достал из-под постели какую-то тряпку и показал Алешке:
— Видал?
— Ну и что... — сказал Алешка. — Наш рюкзак, ничего особенного.
— Правильно, рюкзак.— Андрейка хитро улыбнулся. — Только разве рюкзаки пустые бывают? Понимать надо!
— Конечно, бывают. — Алешка ничего не понимал. — Вот этот же пустой.