Альфа и Омега. Книга 2
Шрифт:
Набирая скорость, наш поезд проскочил мимо последних жилых кварталов и внезапно вырвался в поле, раскинувшееся до самого горизонта и такое ярко-зеленое, что щипало в глазах. Первым моим импульсом было достать телефон и сделать пару снимков, и уже потом я вспомнила, что его у меня нет.
— Послушников набирают из недавно сформировавшихся альф, — ответил на мой вопрос Йон, чуть нахмурившись, словно вспоминая то, что когда-то ему рассказывали. — Ты знала, что Церковь курирует центры помощи трудным подросткам? Не все из нас оказываются готовы к тому, как круто меняется наша жизнь, когда тело начинает реагировать на чужие запахи и источать собственный. Я ужасно много дрался в том возрасте. Сейчас думаю, что это потому, что не было другого способа снять напряжение.
— Ты про секс с омегами? — закусив губу, уточнила я.
— Вроде того, — не стал спорить Йон. — На омег у меня не вставал, и я просто не представлял, что в них особенного, а вот всем окружающим альфам хотелось оторвать голову нахрен. Просто за то, что они подходили слишком близко. Ты не представляешь, как это сложно поначалу, когда еще не привык. Все воспринимается исключительно в разрезе борьбы за территорию — место в транспорте, в очереди, да блин, даже в общественном туалете. Тот, кто вчера был твоим лучшим другом, сегодня уже чужак, посягающий на то, что твое по праву. И ты просто не можешь выключиться из этого состояния, ты постоянно в напряжении, постоянно в ожидании удара или в готовности сам его нанести.
— Мне жаль, что у тебя не было возможности почувствовать не только негативную сторону всех этих изменений, — проговорила я, глядя на него с сочувствием. — Это, наверное, правда было тяжело.
— Именно тогда отец начал учить меня контролировать частичную трансформацию. Доводил до обморока от усталости своими занятиями, но зато я не причинял вреда ни себе, ни окружающим. А со временем внезапно понял, что, благодаря этим тренировкам, обрел силу, о которой прежде не мог и мечтать. Не было бы счастья да несчастье помогло, как говорится. — Он вздохнул, задумчиво уставившись в пространство перед собой, и я поняла, что его затягивает в прошлое.
— Иногда я жалею, что меня с тобой не было все эти годы, — помолчав, призналась я. — Мне кажется, мы могли бы встретиться раньше. Когда ты ушел из дома, мне уже было пятнадцать, я могла бы… позаботиться о тебе, если бы мы встретились тогда.
— Ты же знаешь, что говоришь глупости, маленькая омега, — возразил он. — Все произошло так, как должно было, и мы оба стали теми, кто мы есть, прежде чем судьба свела нас. Не думаю, что мы были готовы встретиться раньше. Тогда это было просто не нужно. Это во-первых.
— А во-вторых?
Йон улыбнулся, склонив голову, словно бы снова обратившись к ощущениям и воспоминаниям давно ушедших дней.
— А, во-вторых, ты всегда была со мной, Хана. Ты всегда жила в моем сердце, даже когда я не знал твоего имени, лица и запаха. Даже когда был уверен, что никогда не позволю себе влюбиться, я уже был в тебя влюблен. Может быть, ты была той причиной, почему я не сошел с ума и продолжал двигаться вперед. Почему я встретил всех тех людей и бестий, что помогали мне и были мне опорой. Ты грела меня изнутри одним своим существованием в этом мире и не смей говорить, что этого было недостаточно.
— Если немедленно не прекратишь, я прямо тут тебя изнасилую, — выдавила я, покраснев до корней волос и закрыв лицо ладонями.
— И мне определенно нравится, как ты реагируешь на комплименты, — довольно щелкнул языком он, посмеиваясь и откровенно издевательски обдавая меня запахом дыма и сосновой смолы.
Я беззвучно застонала, стиснув колени, но при этом почему-то была не в силах согнать дурацкую улыбку с лица. За окном поезда плыли поля и рощи, майское солнце светило вовсю, и почему-то мне вдруг показалось, что это лето обязательно станет лучшим в моей жизни.
Глава 4. Зеленый город
Сбавив ход перед поворотом, уставший, разгоряченный поезд причалил к небольшой платформе, длины которой едва хватило для того, чтобы вдоль нее уместились все его вагоны. Помимо нас, на этой станции сходило много дачников, в основном представляющих собой деловитых бабушек с тележками, пакетами, спортивными сумками и рассадой, пушистыми копьями торчащей во все стороны. Йон помог одной из таких вынести из вагона несколько ящиков с землей и ветвистыми помидорами и затем с чувством выполненного долга передал ее на поруки бодрому пожилому мужчине в мятой кепи, лихо сдвинутой на одно ухо. Чуть позже мы столкнулись с ними еще раз — когда они грузили свою рассаду в небольшой грузовичок и ее полная заразительного энтузиазма владелица уже потирала руки, планируя, как они «завтра с самого утра» начнут все высаживать. Увидев нас, она с улыбкой помахала рукой, и мы почти одновременно подняли руки ей в ответ.
— Иногда у меня не укладывается в голове, что мы живем в мире, где одновременно могут существовать такие бабушки и… все остальные, — задумчиво проговорила я, вспомнив о Стоунах и о Красной Лилии. — Это словно смешение двух совершенно разных жанров в одном кино. Настраиваешься на психологический триллер, а тебя окунают в трогательную мелодраму.
— Разве это не то, как работает жизнь? — уточнил Йон, спускаясь с края платформы и оказываясь в зарослях горделиво разросшихся лопухов. Подав мне руку, он помог мне спрыгнуть, и я почувствовала, как пружинит под ногами земля. Здесь пахло совершенно иначе, чем в городе. Лесной воздух пьянил, он казался объемнее и гуще, в нем появлялись какие-то трудноуловимые нотки и оттенки вкуса, который, казалось, можно было ощутить прямо на языке. — Как по мне, кино просто все упрощает. Оно показывает одну конкретную сторону жизни — любовь, криминал, ужасы или драму. А на самом деле все это смешивается и переходит одно в другое почти неуловимо. Кино не может себе этого позволить, оно обязано быть сконцентрировано на конкретных идеях и образах, иначе может прийти к тому, что не несет в себе вообще ничего.
— Ты говоришь так, будто в свое время основательно размышлял на эту тему, — заметила я, заинтересованно улыбнувшись.
Мы пробрались сквозь плотные зеленые заросли, окаймляющие железнодорожные пути, и вышли к грунтовой дороге, идущей вдоль густо засаженного поля. Я не стала спрашивать, почему Йон предпочел проигнорировать выход через здание маленького одноэтажного вокзала — для меня было естественным просто следовать за ним, не задавая вопросов там, где ответ был неважен.
— Мы с отцом в свое время смотрели много фильмов. И потом обсуждали их. Ему было важно, чтобы я понимал мотивы главных героев и их чувства, но мне не всегда это удавалось, — ответил альфа. Остановившись у обочины дороги, он огляделся вокруг, словно пытаясь что-то вспомнить, потом кивнул сам себе и двинулся в сторону заходящего солнца, туда, где, вероятно, находился город. Я, естественно, поспешила за ним, стараясь не отставать, чтобы слышать, что он говорил.
— Думаю, ему было важно пробудить в тебе эмпатию, — предположила я. — Ты становился очень сильным благодаря своим тренировкам, но…
Я не закончила мысль, но, думаю, Йон и так меня понял. Он попал в дом своего отца озлобленным и напуганным ребенком, отягощенным чувством вины и убежденным, что в одиночку противостоит целому миру, враждебному и жестокому. То хорошее в нем, что выражалось в его заботе сперва о сестре, а потом о матери, было практически уничтожено, а вместе с пришедшей после пробуждения его истинной природы яростью альф могло и вовсе никогда не вернуться. Он мог стать невероятно опасным и безжалостным, стать тем, за кого я приняла его в день нашей первой встречи — хладнокровным убийцей, готовым на все ради достижения своей цели. Поэтому мне показалось вполне естественным, что его отец так заботился о том, чтобы научить юного альфу понимать других и сопереживать им.