Альфа и Омега. Книга 2
Шрифт:
Я справилась тогда, справлюсь и сейчас и ни за что его не подведу.
Приехав по адресу, который нам дали Стоуны, мы с Йоном оказались около закрытого в это время суток ночного клуба. При свете дня он казался неказистым и даже отталкивающим, но на каком-то подсознательном уровне я догадывалась, что с приходом ночи все меняется, и, когда наглухо закрытые стеклянные двери, задернутые решетками, распахиваются во всю ширь, а вывеска над входом наполняется светом и красками, это место совершенно преображается. У входа висела камера — Йон, подергав решетки, хмуро помахал в нее, и это действительно сработало, потому что спустя всего несколько секунд изнутри донесся лязгающий звук открываемых замков, а затем за решеткой показалось чье-то лицо в блокирующей запахи
В клубе, как и можно было предположить, было темно, пусто и тихо, но даже запах хлорки в полной мере не справлялся с въевшимися в предметы мебели и особенно в сцену ароматами. Мне достаточно было одного взгляда на сверкающий металлический шест посреди одной из них, чтобы сразу понять, где мы очутились, и призрачный след чужих феромонов лишь подтверждал мою догадку.
Стриптиз-клубы для бестий отличались от подобных заведений для людей. Если вторые делали главный акцент на том, как танцовщицы раздевались под музыку, то вот первые на несколько ином аспекте шоу. Сама я никогда в таких не была, но читала и слышала достаточно, чтобы иметь представление о том, что тут происходило по ночам. Омега могла танцевать полностью одетой, лишь иногда обнажая ту или иную часть тела, ведь зрители приходили сюда совсем за ним. Важен был запах, это был в первую очередь его танец, а тело лишь следовало за ним, добавляя в общий образ визуальную составляющую. Сперва танец начинался с легких кокетливых ноток, выдающих заинтересованность и изображающих легкий флирт, затем аромат нарастал, становился гуще и слаще, как если бы источающая его танцовщица все сильнее возбуждалась прямо на сцене. И в кульминации всего номера запах становился настолько сильным и ярким, словно танцовщица прямо на сцене испытывала бурный оргазм. В дешевых заведениях, как говорили, все это сопровождалось очень похабными движениями, в том числе и на шесте, и многие зрители совершенно не стеснялись удовлетворять себя прямо перед сценой, что нередко приводило к гормональными взрывам и последующим кровавым дракам между посетителями клуба. В более дорогих считалось хорошим тоном, если внешне танцовщица вела себя максимально скромно и намекала на происходящее лишь отдаленно, отдавая главенствующую роль своему запаху, а не телу. Высшим мастерством в танце запаха считалась полная неподвижность исполнительницы, когда ни выражением лица, ни движением она не давала понять, что чувствует, и ее феромоны говорили за нее. Танцовщиц такого уровня даже приглашали выступать на закрытых арт-перфомансах, и это считалось своего рода частью современного искусства. Однако сомневаюсь, что у Стоунов работали артисты подобного ранга.
Нас провели на второй этаж, где располагался кабинет Кэсс — из него открывался хороший вид на зал внизу и на сцену, но, попытавшись вспомнить, как это выглядело с другой стороны, я пришла к мысли, что не заметила никаких окон и что они, скорее всего, были каким-то образом замаскированы.
Внутри все было выполнено в приглушенных тонах — светло-серых, бежевых и черных. Здесь было не так много мебели, зато стены украшали картины в стиле истеричного экспрессионизма, при взгляде на которые мне стало как-то не по себе. В этих росчерках краски прослеживалось какое-то отчаяние, словно, лишенный возможности говорить, художник кричал через свою работу. Я снова вспомнила о Медвежонке, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить дыхание и взять себя в руки.
Сама омега говорила с кем-то по телефону, когда мы вошли. Сегодня она была в другом белом костюме с широкими, разрезанными почти до плеч рукавами и громоздким золотым ожерельем поверх тонкой шелковой водолазки. Ее светлые волосы были собраны в тугой пучок на затылке, а единственным ярким акцентом во всем образе снова были красные губы. Обернувшись, Кэсс улыбнулась, знаком попросив нас сесть в кресла перед ее столом, а потом снова вернулась к своему разговору. Мы, однако, остались стоять.
— …Да мне плевать, почему у тебя не получилось договориться об условиях. Мне не нужны оправдания, мне нужен результат. Если не можешь сделать это, я найду того, кто сможет, но у меня сейчас категорически нет времени этим заниматься. Да. Да, хорошо. Даю тебе еще два дня. Делай, что хочешь, но выбей мне эту скидку, поняла? Все, до связи. — Она сбросила звонок, пару секунд сидела молча, словно переваривая его итог, а потом снова повернулась к нам, мгновенно изменив выражение лица с недовольного на дружелюбное и даже радостное: — А вот и вы. Честно, я начала немного переживать, что Джером в прошлый раз перегнул палку со своим дебильным эксгибиционизмом и испортил все впечатление.
Краем глаза я заметила, как удивленно дернулась бровь Йона, и не сдержала короткого раздраженного выдоха. Я так и не рассказала ему обо всех нюансах нашей со Стоунами первой встречи. Почему-то на фоне всего остального это показалось неважным, но сейчас мне стало немного досадно. Как будто бы это я была виновата в том, что я видела и что меня заставили почувствовать!
— Вы поэтому отправили в наш дом своих головорезов? — холодно поинтересовался мой альфа, сложив руки на груди и глядя на нее сверху вниз. Да, он был лет на десять ее моложе, а его социальный статус не шел ни в какое сравнение с ее, но я готова была поклясться, что на мгновение она опешила и как будто даже подалась назад в своем кресле, когда ее окатила выразительно жгучая волна его запаха.
— Головорезы это как-то громко сказано, — заметила Кэсс, усилием воли подавив всякий намек на физиологическую реакцию со своей стороны. — Я обычно отправляю их за своими вещами в химчистку и за посылками в постаматы. Хотелось верить, что и с визитом вежливости они как-нибудь справятся.
— Визитом… вежливости? — задохнулась от негодования я, окончательно выходя из себя. — Они силой ворвались в дом, напугали там всех, а потом…
— Потом? — изогнула бровь омега, сложив руки с идеально ровным маникюром на груди. — Что они сделали?
— То, чего делать им совсем не следовало, — снова взял слово Йон, понимая, что я просто не смогу себя заставить назвать вещи своими именами.
— Вот как? — искренне удивилась она, коротко обмахнув губы языком. — Мне они ничего такого не докладывали, сказали, что все прошло спокойно и что вас действительно там не было.
— Значит, они решили не хвастаться тем, как заперлись в комнате с мальчиком-подростком, а потом избили и изнасиловали его?! — вызверилась на нее я. — Как благородно с их стороны не тревожить вас этими лишними деталями!
— Хана, успокойся, — сдержанно произнес мой альфа, оттягивая меня назад, потому что я уже, кажется, была готова вцепиться ей в лицо.
Мы словно бы поменялись местами. Полгода назад это я тщетно пыталась достучаться до его самообладания и здравого смысла, когда он готов был полезть в драку с отцом Горацио, а теперь он был оплотом хладнокровия и разума, пока во мне бушевали эмоции, опасно отдающие желчью под горлом. Если бы речь не шла о Медвежонке, мне было бы куда проще себя контролировать. Но этот парнишка слишком много для меня значил, и я готова была лично разорвать на части любого, кто посмел причинить ему вред. Возможно, в самом буквально смысле этого слова.
— Клянусь, что бы там ни произошло, моего разрешения на это они не получали, — нахмурилась Кэсс. — Я и подумать не могла… Хотя… В борделях всегда так пахнет, что с непривычки может и по мозгам дать. Мне следовало это предусмотреть и отправить не-бестий, но я так привыкла полагаться на этих двоих… Хана, я приношу вам свои извинения за произошедшее. Впредь такого не повторится, я обещаю.
— Впредь?! Да я вас… — Я не договорила, вдруг ощутив, что мое горло словно бы стиснула невидимая рука. Каким-то образом, даже будучи в состоянии, близком к нервному срыву, я ощутила, как Йон тянет меня назад — и не только в физическом смысле. Захлопнув рот, я угрюмо уткнулась взглядом в пол и сжала кулаки.