Альфа и Омега. Книга 2
Шрифт:
И когда Йон подошел ко мне, окровавленный, тяжело дышащий, глядя на меня с тревогой, словно я могла в самом деле оттолкнуть его после того, что увидела, я без слов обняла его, прижавшись к его плечу и ощущая, как чужая кровь размазывается по моим щекам.
Если таковы были правила, по которым они хотели играть, значит так тому и быть. Пришло их время нас бояться.
Глава 7. Золотой ребенок
— Ты думаешь, им можно верить?
Этот вопрос буквально витал в воздухе, но я долгое время не решалась его задать. Слишком боялась того, каким окажется ответ. Или, может быть, просто не хотела, чтобы он прозвучал вслух. Но когда последний отсвет прошедшего дня померк за окном, растворившись в тяжелой волне дождевой воды, что накрыла город, молчание стало почти невыносимым. То самое молчание, которое касается конкретной темы
— Вопрос не в доверии, маленькая омега, — покачал головой Йон, стоявший у окна, опершись ладонями на подоконник, и смотревший куда-то сквозь прошитую искрами темноту. — А в том, что должно быть сделано и какой ценой. Они хотят смерти Сэма, а значит Сэм умрет от моей руки. Все к этому и шло с самого начала.
Обняв колени, я смотрела на его чуть сгорбленную широкую спину, и мысли обо всем этом тревожным роем кружились у меня в голове. Кто из нас сейчас был ближе к истине в своих сомнениях и убежденности? Он, твердо верящий в предопределенность их с Сэмом судьбы, а значит невозможность двигаться иным путем кроме того, что вел к неизбежному финалу? Или я, усматривающая во всем лишь столкновение интересов разных сторон конфликта? Стоуны использовали нас для достижения своих целей, но и мы использовали их для того же. Проблема была лишь в том, что мне пока не удавалось убедить себя, что мы с ними находимся наравне в этом противостоянии и можем льстить себя надеждой, что сумеем в случае чего мгновенно сориентироваться и повернуть ситуацию в свою пользу.
Иногда я почти завидовала своему альфе. В прошлом году, когда я прониклась верой в то, что наши с ним метки значат что-то важное для нас обоих и что мы встретились не для того, чтобы бесславно погибнуть в грязных клетках или на потеху каким-то толстосумам, мне действительно на какое-то время стало гораздо легче. Ощущать, что у всего есть смысл и цель, было успокаивающе. Словно я просто маленькая лодочка, что плывет по течению и точно знает, что в конце реки ее ждет уютная пристань, а не водоворот или подводные рифы. Тогда это помогло мне собраться с силами и спасти нас обоих, когда никто, включая самого Йона, уже не верил, что это возможно. Но с тех пор прошло много времени, и большинство тех событий уже успело благополучно стереться из моей памяти, о чем я нисколько не сожалела. Как бы мне хотелось снова ощутить ту несгибаемую волю и уверенность в том, что мы со всем справимся, потому что иначе и быть не может. Однако все, что я чувствовала сейчас, это удушающую тошнотворную тревогу. И пусть все выглядело так, словно у нас нет возможности и права отказаться, я не могла избавиться от мысли, что мы сами охотно лезем головой в петлю.
— Но что будет после того, как ты его убьешь? Где наши… гарантии? — не выдержав, спросила я. — Что помешает им просто… избавиться от нас?
— Думаешь, эта идея не приходила мне в голову? — хмыкнул он, повернувшись ко мне лицом, присев на подоконник и сложив руки на груди. — Это самый очевидный вариант развития событий, и мы с ним оба это прекрасно понимаем.
— Все еще думаешь, что сможешь переиграть его? — спросила я, нахмурившись.
— А ты все еще во мне сомневаешься, маленькая омега? — качнул головой он.
— Я вспоминаю то, через что мы прошли, и… ты не можешь отрицать, что чаще всего нам просто везло. Мы выжили, потому что метка исцеляла наши раны. Мы выжили, потому что Николь пожертвовала собой ради нашей свободы. Мы выжили, потому что у нас были друзья и потому что нам было к кому обратиться за помощью, — проговорила я.
— Это… один способ смотреть на вещи, — подумав, согласился альфа, а потом подошел к кровати, на краю которой я сидела, скрестив ноги, и опустился перед ней на корточки, взяв меня за руки. — Есть и другой, Хана. Мы выжили, потому что были сильными и смелыми. Потому что не могли не выжить. Все это — метка, везение, помощь друзей — приходило к нам именно тогда, когда было нужно. И значит обязательно придет еще.
— Полагаться на удачу и на то, что у абстрактной судьбы есть для нас какой-то план, это так самонадеянно! — не сдержалась я. — И это хреновый план, если в нем приходится страдать тем, кого я люблю. Думаешь, то, что произошло с Медвежонком, тоже часть плана? Если так, то Вселенная может катиться куда подальше вместе со своим грандиозными замыслами! Никакие планы, предназначения и космические предопределенности не стоят страданий одного-единственного мальчишки.
— Думаешь, мне нравится думать, что Никки сейчас в плену у этого психа, что держит ее и ее сына в заложниках где-то на другом краю света? — немного более резко, чем, вероятно, собирался, уточнил альфа. — Думаешь, я не вспоминаю о ней каждый гребаный день и не чувствую вину за то, что не уберег ее? Думаешь, мне это нравится — осознавать, что для продолжения моего пути она должна была пострадать?
— А если… если нет никакого пути? — с мучительным сомнением протянула я, тоже сжимая его руки и напряженно глядя ему в глаза. — Если мы просто погибнем, став пешками в чужой игре? Просто… без смысла и без причины.
— Возможность спасти друга для тебя не слишком веская причина? — поднял бровь он. — Что-то я не узнаю свою маленькую омегу, которая прошлой зимой готова была потащить нас всех под пули ради какого-то наркокурьера.
— Я тогда еще не знала, что Макс был наркокурьером, — пробормотала я, отведя взгляд. — И да, тогда я была куда наивнее. Именно та история открыла мне глаза и дала понять, что это не кино и не компьютерная игра, где всегда можно загрузить предыдущее сохранение, если что-то пойдет не так. Йон, я очень боюсь потерять тебя. Я боюсь этого даже больше, чем собственной смерти. Потому что, кажется, умереть все-таки будет не так больно.
Он вздохнул, выпрямился, а потом сел на кровать рядом со мной, обнимая меня и забирая в шалашик из своих рук и ног. Я свернулась в комочек у его груди, вдыхая его запах и ощущая, что еще вот-вот и начну хлюпать носом.
— Я знаю, что тебе страшно, маленькая, — мягко произнес он, гладя мои спутанные волосы. — И я знаю, что ты всегда думаешь о самом худшем варианте развития событий. Может быть, это я частично виноват в том, что моя солнечная девочка разучилась быть смелой и яростной. О, Хана, но видела бы ты сегодня себя со стороны! Когда ты набросилась на эту самодовольную расфуфыренную омегу, я не мог тобой не любоваться. Никто бы в жизни не сказал, что ты чего-то боялась в тот момент. В тебе было столько силы и злости, столько обжигающего пламени, что, будь оно реальным, то сожгло бы весь тот клуб дотла за пару секунд. Любовь делает тебя сильной, это она заставляет тебя забыть о сомнениях и осторожности. Ты бросилась спасать Макса не потому, что была наивной, а потому что он был твоим другом. Ты спасла меня от верной смерти, потому что твоя любовь была сильнее, чем она. Когда дело доходит до защиты тех, кто тебе дорог, ты забываешь о страхе, и это то, что имеет значение. Ты намного сильнее, чем тебе кажется, маленькая омега. И я обожаю в тебе эту силу. Я верю в то, что она спасет нас всех. И ты тоже поверь в меня, пожалуйста. Я не позволю этому напыщенному болвану использовать себя и просто списать со счетов. И я не собираюсь умирать ради того, чтобы убить Сэма, слышишь? Я покончу с ним и вернусь к тебе. Мы восстановим твое доброе имя с помощью отца и кардинала и сможем уехать отсюда, забрав Медвежонка и Никки. Или убедившись, что у этих двоих все хорошо и без нас. Как тебе такой план?
— Хороший… план, — не смогла не признать я, убаюканная его теплым размеренным голосом. — Пусть все так и будет.
Тихо скрипнула открывшаяся дверь, и в комнату скользнул наш маленький друг. Сегодня он не работал сам, но помогал девочкам внизу по каким-то хозяйственным вопросам и, видимо, только освободился. И хотя мы не обсуждали это вслух, было как-то негласно решено, что ближайшие несколько дней он будет ночевать у нас. Увидев нас на кровати, Медвежонок на мгновение замер, словно сомневаясь, стоит ли нарушать наше уединение, но потом мой альфа знаком подозвал его ближе, и парнишка с готовностью устроился рядом, обняв нас обоих и прикрыв глаза.
Моя странная маленькая стая. Моя любимая дорогая семья. Йон был прав — единственный способ защитить то, что у нас было, это собрать волю в кулак и сражаться до конца. Карты были розданы, ставки сделаны, и теперь вопрос был только в том, кто сумеет сжульничать раньше и незаметнее.
Посреди ночи Медвежонок снова начал беспокойно ерзать и болезненно постанывать, разбудив меня, и я поднялась ему за обезболивающим. Налив воды и выщелкнув пару таблеток из блистера, я мягко растолкала омегу. Тот не сразу понял, что происходит, но потом приподнялся на локтях и послушно проглотил лекарство. Йон в этот раз так и не проснулся, и мы с Медвежонком, не сговариваясь, решили его не будить. Сам парнишка снова отключился довольно быстро, пригревшись у меня в объятиях, а вот ко мне сон не шел. Одолеваемая мыслями и воспоминаниями обо всем, что произошло накануне, я проворочалась не меньше получаса, потом наконец не выдержала и встала с постели. Решив освежиться и заодно навестить фарфорового друга, я на цыпочках вышла из комнаты и направилась в сторону ванной. Там почему-то горел свет, и я попыталась вспомнить, кто был там последним перед тем, как мы легли. Но эта совершенно бесполезная информация, видимо, вообще не задержалась у меня в памяти.