Альфа и Омега. Книга 2
Шрифт:
Я замотала головой, не в силах выдавить из себя ни звука, и альфа попросил водителя остановить машину. Дверца за моей спиной приглушено щелкнула, открываясь, и я буквально выкатилась на тротуар. Я не представляла, в какой части города мы находились, да это было и неважно.
— Значит, до субботы, крошка, — резюмировал Джером, прежде чем снова захлопнуть дверь. Я ничего ему не ответила, на шатающихся ногах отступив к фонарному столбу и вслепую ухватившись за него. Мир раскачивался и грохотал вокруг меня, а я не могла заставить себя пошевелиться.
Вот и все, поезд прибыл на конечную, и дальше дороги не было.
Глава 16.
Не помню, как вернулась домой. Добравшись до метро и спустившись на станцию, я практически полностью отключилась от происходящего, и после ноги вели меня сами, следуя на десятки раз исхоженной дорогой. Мне было так… пусто. Да, именно так. Я не ощущала ни страха, ни вины, ни стыда — одно лишь оглушительное онемение во всем теле, звенящую тишину на месте обычно суетливо роящихся мыслей. Казалось, что теперь ничто не имеет смысла, что конец предопределен и любые попытки разубедить себя в этом заранее обречены на провал. Джерому Стоуну удалось то, чего не удавалось еще никому другому — он нашел мою слабую точку и не просто надавил на нее, а загнал туда огромный кол, пригвоздивший меня к земле.
Признаюсь честно, у меня даже появилась мысль и вовсе не возвращаться. Просто сбежать куда глаза глядят, как я уже сделала шесть с половиной лет назад, снова все перечеркнуть и начать заново в надежде, что уж на этот раз мое прошлое меня не догонит. Да вот только сбежать от своей второй половинки, которая, по его собственному утверждению, была способна найти меня где угодно, следуя зову метки, было едва ли возможно.
Я резко остановилась, сраженная пугающей мыслью — как много из того, что только что произошло между мной и Джеромом, мой альфа мог почувствовать через нашу связь? А что, если благодаря тому, как мы развили и усилили ее телепатический аспект, он не просто почувствовал, но буквально услышал что-то, что вовсе не предназначалось для его ушей? Меня замутило, и я была вынуждена опереться плечом на стену ближайшего здания, чтобы просто устоять на ногах.
— Кофейку хочешь? — раздался смутно знакомый хрипловатый голос откуда-то снизу, и я, усилием воли заставив себя сконцентрироваться на реальности, увидела сидящего на картонке в паре метров от меня Тихого Тома, нашего местного бродягу, которого мы с девочками иногда подкармливали, но чаще просто наблюдали со стороны. Считалось, что он был малость не в себе, но сейчас в его больших темных глазах я читала вполне осмысленное понимание и сочувствие. И он смотрел на меня так, словно мы были давно и близко знакомы, а не ходили мимо друг друга несколько месяцев подряд, не перемолвившись и словом.
— Спасибо, я… не люблю кофе, — выдохнула я.
— Да ничего, ничего, нормально все, — мотнул взъерошенной головой он и похлопал по картонке рядом с собой. В иной день я бы едва ли воспользовалась его щедрым предложением, но сегодня все шло наперекосяк, так что в том, чтобы посидеть рядом с потрепанным бродягой, я уже не видела ровным счетом ничего зазорного или странного. Удивительно, но от него почти не пахло — ни грязным телом, ни помоечной вонью. Тихий Том, как и говорил мне Йон, был человеком, но благодаря его грозным размерам, широкому суровому лицу, поросшему клоками нечесаной бороды, и тяжелым кулакам
Тихий Том все же всунул мне в руки пластиковый стаканчик с кофе из, видимо, местного автомата, и я послушно сделала пару глотков, почти не ощущая его вкуса. Глядя на свои разрисованные Медвежонком кеды и стараясь концентрироваться исключительно на собственном дыхании и ни на чем больше, я просидела так несколько минут и даже не сразу поняла, что бродяга со мной все это время оживленно разговаривал. Впрочем, судя по всему, моя реакция или участие в беседе ему вовсе не требовались. Прислушавшись уже в самом конце, я поняла, что он рассказывает о какой-то работе, которой занимался в последнее время. Это объясняло, откуда у него деньги на кофе и на возможность мыться хотя бы в общественных банях или мотелях.
— Почему ты живешь на улице, Том? — спросила я, заставив себя сфокусироваться на его лице. Сейчас, когда я сидела так близко, оно казалось неожиданно добрым, хотя и немного диковатым. Если бы тот волшебный дедушка, что приносил послушным детишкам подарки на Новый год, прожил бы неделю в трущобах, то выглядел бы, наверное, примерно так же.
— Так проще, — пожал плечами он. — Ближе к тому, что нужно делать. Они говорят, Том делает. Так заведено.
— Кто — они? — уточнила я, надеясь, что не пропустила этот момент прежде, когда совсем его не слушала.
— Начальство, — с умным видом отозвался он. — Они дают Тому дела, Том делает, и за ним присматривают.
— Какие дела? — Этот разговор, такой странный, внезапный и практически бессмысленный, вдруг стал моей спасительной ниточкой, цепляясь за которую я, кажется, была способна думать и чувствовать хоть что-то за пределами той оглушающей тишины, что переполняла меня прежде.
— Да всякие, — неопределенно отозвался бродяга, поведя рукой в воздухе. — Например, они говорят Тому, что нужно прибить таблички, и Том прибивает таблички.
— Таблички? — растерянно повторила я, а затем меня внезапно озарило: — Таблички Оймаха? Ты о них говоришь?
— Таблички, таблички, — пробормотал Том, принявшись рыться в своих вещах. — Том крепит таблички.
Когда он всунул мне в руки целую стопку новеньких металлических пластин с выдавленными на них знакомыми буквами, я ощутила, как у меня закружилась голова. Вот так, походя и совершенно на то не рассчитывая, подойти вплотную к разгадке знаменитой городской тайны — такое уж точно случается не каждый день. И почему только это случилось именно сейчас, когда моя жизнь стоит на пороге полного краха и я при всем желании не могу в полной мере почувствовать восторг своего открытия?
— Кто их тебе дает, Том? — спросила я, подняв на него глаза.
— Начальство, — услужливо повторил он. — Том знает город, Том умеет быть незаметным. У Тома много друзей на улицах.
— А… где твое начальство? Кто они? Где они живут? — не отступала я.
— Под землей, — довольно улыбнулся он, и от удивления я даже не нашла, что сказать, а бродяга меж тем продолжил: — Они живут под городом, потому что там безопасно. Там белые их не найдут.
— Белые? Ты имеешь в виду церковников? — предположила я. — Те, кто делает эти таблички, прячутся от Церкви?