Альфа и Омега. Книга 2

Сейд Анна

Мы все понимали, что положение Медвежонка пока что крайне ненадежное. Сейчас на его стороне были только ресурсы его матери, вынужденное терпение его отца и слепая народная любовь, но все это было недолговечным. Если он не будет достаточно сильным и умным и не научится выживать в этой клетке с акулами, они его сожрут и даже никаким божественным предназначением и великой миссией не подавятся. И все, на что я могла рассчитывать, это то, что его граничащая с телепатией интуиция и умение быть в курсе того, чего он знать быть не должен, помогут ему выбрать правильных союзников и избежать обмана. Или что судьба в самом деле готовила и хранила его для чего-то очень важного.

В последнее мне верить стало сложнее после того, что произошло в квартире Гарриса.

Встретив этого человека впервые, я была абсолютно убеждена, что по воле Великого Зверя обрела еще одного друга, который поможет нам в нелегком противостоянии с Церковью и в частности кардиналом Боро. Все это казалось таким правильным, сыгранным как по нотам в нужное время и в нужном месте. Я настолько в это поверила, что совершенно потеряла бдительность и в итоге чуть не рассталась с жизнью. Не было никакой доброй внешней силы, что уберегала меня и моих любимых от опасности. Скорее, эта сила, если она все же и существовала, была максимально далека от добра и зла в принципе — и просто делала то, что считала нужным, не считаясь с сопутствующим ущербом. Ведь, если рассуждать цинично и логически, только Гаррис с его болезненной тягой к омегам мог вытащить меня на свободу и не побояться бросить вызов Церкви. А все остальное с такой точки зрения было уже незначительной припиской внизу контракта мелким шрифтом. Цель оправдывала средства. Если, конечно, эта цель все же была.

Оставив Йона отдыхать, я спустилась на первый этаж, где сразу же отправилась на кухню, надеясь встретить там Поппи или, по меньшей мере, ознакомиться с графиком распределения обязанностей на сегодня. Из-за состояния Йона меня сейчас нагружали меньше, но я прекрасно понимала, что платить нам просто так и кормить за счет Дома Ория долго не сможет. Пусть мы разобрались с ее долгом, это старое здание по-прежнему сжирало весь небольшой доход от работы девочек. Думаю, уже все мы понимали, что, когда альфа поправится, оставаться здесь и дальше у нас особых причин не будет. Если Медвежонку удалось сбросить Церковь с нашего хвоста, у меня больше не было препятствий для того, чтобы вернуться к своей обычной жизни. Устроиться на более высокооплачиваемую работу, снять нам с Йоном квартиру, попытаться выстроить какое-то подобие нормальной жизни. Мы еще не говорили об этом, но теперь, когда альфа пообещал, что история со Стоунами не будет иметь продолжения, этот разговор все отчетливее маячил где-то в недалеком будущем.

И хотя я пока совсем не представляла, на что будет похожа наша новая жизнь только вдвоем, мне уже не терпелось попробовать ее на вкус. Я была благодарна Дому и его обитателям за то, что они дали нам, но время двигаться дальше уже почти пришло. И я мучительно и нетерпеливо жаждала этих перемен как окончательного и недвусмысленного подтверждения того, что все самое страшное позади и больше мне ничего не нужно бояться.

Поппи на кухне не оказалось, зато я встретила кое-кого другого — Нора стояла на табуретке возле окна и торопливо курила в форточку, иногда воровато оглядываясь по сторонам. Увидев меня, она на мгновение замерла, словно обдумывая опасность получить нагоняй за курение в помещении, потом торопливо щелкнула бычок за окно и спрыгнула на пол, разгоняя остатки дыма ладонью. По сравнению с той ночью, когда я нашла ее у нас в ванной комнате, она выглядела намного лучше, да и взгляд у омеги был уже не такой угрюмый и затравленный, как в первые месяцы жизни здесь. Хотя, может, дело было в том, что я больше не испытывала к ней личной неприязни и смотрела на нее другими глазами. Что ни говори, на контрасте с по-настоящему плохими парнями вот такие колючие и сложные девочки воспринимались уже совсем иначе.

— Поппи увидит, по шее получишь, — вместо приветствия беззлобно произнесла я, вставая рядом с графиком и выискивая глазами свою фамилию. Что ж, сегодня ничего необычного, даже из Дома выходить не придется. А если поднапрягусь и все сделаю быстро, то освобожу нам с Йоном вечер — погода стояла совершенно роскошная и мне хотелось сводить альфу на прогулку,

пусть даже до соседнего лысого скверика. Свежий воздух ему бы точно не повредил.

— А ты ей расскажешь? — уточнила Нора, с подозрением покосившись на меня.

— Делать мне нечего, — пожала плечами я. Она не ответила, и я услышала, как с легким скрипом открылась дверца навесного шкафчика. Через пару минут по кухне расплылся запах крепкого кофе, который невольно напомнил мне о Джен. А потом о том, как ее голос наставлял и ободрял меня, когда я металась по квартире Гарриса.

— Думаешь, убийство может быть оправдано с моральной точки зрения? — негромко спросила я, отрываясь от уже на сто раз перечитанного графика и садясь за стол напротив Норы. Омега, кажется, совсем не ожидала такого вопроса, потому что ее брови резко взмыли вверх, и она довольно долго молчала, сосредоточенно прихлебывая свой раскаленный кофе. А когда я уже перестала ждать ответа, вдруг произнесла:

— Я думаю, что некоторые ублюдки заслуживают участи и похуже смерти.

И в том, как она это сказала, мне сразу почудилось что-то очень личное, что заставило меня нахмуриться и повнимательнее вглядеться в ее ожесточившееся и резко помрачневшее лицо. Подвинувшись вместе со стулом чуть ближе, я взяла ее за руку и перевернула внутренней частью предплечья к себе. Омега не противилась, но я почувствовала, как она напряглась, готовая, если нужно, тут же укусить в ответ. Может быть, не только в метафорическом смысле этого слова.

За прошедшие недели шрамы от порезов затянулись, но все еще напоминали о себе, выделяясь на фоне более бледных старых собратьев болезненной краснотой.

— Если ты сейчас скажешь что-нибудь о том, что это не лучший способ справляться с проблемами, я тебя ударю, — честно предупредила Нора.

— Хорошо, не буду, — покладисто согласилась я. — Иногда мы все справляемся так, как можем. Но мне жаль, что ты не нашла другого способа.

— Да неужели? — скептически уточнила она, но в том, как звенел ее голос, было что-то, что противоречило ее напускной агрессивности.

— Нора, я тебя не знаю, и мы даже близко не друзья, но это не значит, что я не могу тебе сочувствовать, — по возможности мягко проговорила я. — Но я не смогу помочь, если ты мне не позволишь.

— Я не просила тебя о помощи, — пробурчала та, опустив глаза.

— Знаю, — легко согласилась я, все еще держа ее за руку и тихонько поглаживая ее шрамы. — Мне уйти?

Я видела, что она хочет меня прогнать — и в то же время хочет, чтобы я осталась. Ее гордость боролась с, видимо, давно уже вызревавшим желанием стать ближе, стать частью чего-то, что казалось ей более надежным оплотом и убежищем, чем компания Сузи и ее подружек. Такие, как она, не привыкли полагаться на других, ждать понимания и помощи, но это не значит, что их душа не стремилась к этому всем своим естеством — быть может, в самой последней попытке поверить во что-то хорошее.

— Тебя кто-то обидел? — тихо спросила я.

Омега засопела в нос, стиснув кулаки и не глядя на меня.

— Да какое кому дело, — сквозь зубы выдохнула она.

— Ладно, — не стала спорить я, отпустив ее руку и поднявшись из-за стола. И в тот самый момент, когда я уже почти дошла до двери, меня нагнал ее голос:

— Я думаю, она поехала крышей, потому что отец ушел к той шлюхе.

— Кто? — помолчав, спросила я, обернувшись через плечо.

— Мама, — коротко отозвалась Нора. — Он ей много лет изменял, и все это знали, кроме нее. А, может, она тоже знала, но не хотела признавать это. Ей с детства твердили, что, согласно церковным канонам, брак может быть только один и что омеги принадлежат своим мужьям. Она всегда была немного… двинутая на религиозной почве, а когда отец ушел, совсем слетела с катушек. А я даже не удивилась, честно говоря. Даром что омега, она всегда выглядела как старая клюшка. Считала, что раз они с отцом в браке, то и стараться уже не нужно. Поэтому когда та малолетняя шалава перед ним жопой повертела, он и повелся, как тупой спермотоксикозник.